Вскоре, однако, появились и другие проблемы. Главк предложил нам разработать новые конструкции электромоторов, основанные на оригинальной концепции румынских инженеров, — с уменьшенной металлоемкостью и повышенным КПД. Всех нас увлекла возможность большого сокращения импорта материалов. Вместе с Даскэлу мы обратились в проектный отдел, к группе опытных инженеров, привлекли и нескольких рабочих высокой квалификации. Несмотря на оппозицию директора, проекты понемногу обретали контуры. Сначала на чертежных досках, потом в опытных образцах. Когда были изготовлены первые электродвигатели для троллейбусов, бухарестские транспортники прислали восторженное письмо. Мы чувствовали себя способными приступить к разработке более сложных проектов, отказаться от ряда зарубежных лицензий. В отделе главного конструктора кипела работа. Вдруг в самый разгар трудовой баталии узнаем, что Петре Даскэлу посылают в Бухарест, в академию «Штефан Георгиу». Потрясенный, я отправился в горком. Приняли холодно. Спросили: не в подполье ли я научился такому. «Чему — такому?» — спросил я в свою очередь. «Вот так вставлять палки в колеса». Спорить не было смысла, я ушел. В парткоме обосновался Василе Нягу, «старый, заслуженный железнодорожник», как он представляется на каждом шагу, человек, что называется, и нашим и вашим. Как-то мы беседовали втроем: он, я и Косма. Нягу назидательным тоном мне заявил: «Ну почему ты, товарищ Пэкурару, не хочешь понять, что состарился, и возражаешь только по дурной привычке к самоутверждению? Скажи, ты в самом деле не понимаешь или просто не хочешь признать, что мешаешь нашей работе и путаешь все карты?» Я отвернулся от него и посмотрел Косме в глаза. Он ничего не сказал, но через час позвонил и пригласил к себе домой на ужин. Просто не верилось! Разумеется, я с радостью согласился. За чашкой кофе он повел речь о том, что не разделяет точку зрения Нягу, так как считает старые кадры «золотым фондом» партии, и ни в коем случае не допустит недооценки моего вклада. Но… И постепенно я начал понимать, почему он так упорно настаивал, чтобы завод продолжал гнать с конвейера моторы старой конструкции: это давало возможность перевыполнять производственные планы, ходить в передовиках, получать солидные премии, работать спокойно, без лихорадки и аврала. И рабочие хорошими заработками довольны. Я возразил, что выпуск электромоторов широкого профиля нужен как воздух. «Кому? Нашему коллективу? Да если мы наладим выпуск уникальных моторов или серий в 5—10 штук, все равно останемся в жестких рамках тарифной сетки. А может, и того не получим!» У меня буквально язык отнялся. Ты знаешь, врагу я отвечу сразу, да так, чтоб в другой раз неповадно было. Но когда мои товарищи корысть и эгоизм маскируют дешевой демагогией и лицемерием, это выше моих сил. Спор вспыхнул яростный, слов мы не выбирали. Косма понял, что я, по своей «дурной привычке к оппозиции», не уступлю ни пяди. Расстались мы без рукопожатия.
