Аргументируя последними научными данными, Испас упорно отстаивал свою точку зрения. Штефан поддерживал его ссылками на недавние решения партии, цитировал Ленина. Каково же было их изумление, когда Павел поднялся и с пафосом объявил, что признает свои случайные заблуждения, обусловленные мелкобуржуазным влиянием, которому поддался даже он, потомственный пролетарий. Все больше распаляясь в самобичевании, он кончил тем, что потребовал для себя, представителя рабочей династии, самого сурового наказания и обещал «больше никогда не выпускать из рук знамя партии». Как ни странно, у собрания эта «исповедь» сочувствия не вызвала. В зале царила настороженная тишина. Тогда заместитель секретаря взял слово и решительно заявил, что там, где идет открытая полемика, нет речи о взысканиях, а вывод надо сделать такой: необходимо глубже изучать теорию марксизма-ленинизма, ибо имеется еще немало пробелов в нашей идеологической, теоретической и политической подготовке.
Однако секретарь, подводя итоги обсуждения, особо отметил «истинно пролетарскую самокритичную позицию товарища Павла Космы» и поддержал предложение своего заместителя обойтись в данном случае без взысканий.
В тот памятный вечер Штефан не вернулся в общежитие — ему было противно находиться в одной комнате с Павлом. Остался у Дана, и они проговорили до самого рассвета. Как выяснилось позже, Косма тоже не пришел ночевать в общежитие…
Намек на этот давний случай только еще больше распалил Павла.
— И до каких пор вы будете попрекать меня той историей? Это удар ниже пояса. Кстати, вы и тогда были не правы. А для меня партийная дисциплина прежде всего. Да-а… Похоже, я зря разоряюсь: свой приговор вы уже вынесли. Что ж, на здоровье!
Он встал, внезапно побледнел и, сощурив глаза, добавил:
— Никогда бы не поверил, что вы способны на такую низкую зависть!
Изумление их было настолько искренне, что Павлу стало стыдно, но он не сдался. Ушел не попрощавшись, в бессильной ненависти плотно сжав тонкие губы. Штефан и Дан остались вдвоем. Первым не выдержал мучительного молчания Дан.
— Ну и что ты об этом думаешь, Штефан?
— Что думаю? У меня такое ощущение, будто я присутствовал на похоронах. Что безвозвратно потерял дорогого и близкого мне человека. Или мы плохо знали его. Ведь Павел Косма не мыслит себя где-нибудь в серединке, не говоря уж о галерке. Он сызмальства сидел только в первом ряду. Что он тщеславен, я знал давно, но чтобы настолько, до помутнения мозгов!..
