Игра шла час.
Неожиданно старый вор сгрёб карты и объявил:
– Игра окончена.
Если это конец игры, то он объявляется заранее. И не так, когда даже в прикупе оставалось ещё полколоды. Для Холодова действия вора были полной неожиданностью. К тому же отыграться он не сумел. В недоумении он уставился на вора.
– Тебе и не отыграться, – усмехнувшись, сказал вор.
Холодов сидел перед ним, скрестив под собой ноги по-турецки.
– Не понимаю, – вопрошающе смотрел он на него.
– И не поймёшь, – с издёвкой говорил вор. – У меня не сможет выиграть ни один из играющих.
– Может быть, – с сомнением соглашался Холодов, – вопрос во мне, а не в том, как ты можешь играть.
Прямолинейность, с которой говорил Дмитрий, понравилась вору.
Слово коронованного вора в стенах заключения не оспаривается. Как он скажет, так и будет. Дмитрий нарушил неписаные законы, он ясно понимал это, и не ждал для себя снисхождений.
– Я владею маленьким секретом, – вор помолчал немного и начал с другого: – Когда-то, очень-очень давно, мне пришлось повлиять на судьбу одного математика. Сидел он по политической статье. Политические жили в одних бараках, уголовники – в других. Если и соприкасались, то только на производстве. Вот там всё и произошло. Уголовников редко кто навещал. У него что – ни родины, ни флага. Передач и посылок почти не было. К политическим же всегда что-то приходило. Были, конечно, без права переписки, но не все. И потому у них всегда можно было чем-то разжиться. Одежонкой, едой, мылом. Зеку ведь много не надо – помыться, поесть и не замёрзнуть. С этим и коротаешь годы заключения. Но это ж надо добыть! Тут магазинов нет. Отобрать – нельзя, украсть в тюрьме – самое позорное, сам знаешь, что за это может быть… Могут и опустить! Карты – одно спасение. Узнают уголовнички, кого из политических на воле не забывают, затянут на производстве его или его дружка за карточный стол, обдерут, как липку, загонят в долги – тут тебе и еда, и мыло, и одежда. И общак пополнился.
Холодов слушал старого вора и пытался понять: с какой целью тот ведёт с ним эту задушевную беседу. Он ему не кум, не брат, не сват. «На кой ляд мне нужно знать про какого-то там математика», – думал он. Ему было много интереснее знать решение вора относительно его недавнего поступка.
Старый вор тем временем продолжал:
– Так было до поры до времени, до тех пор, пока в лагере не появился он. Как только кто-то из политических проигрывал, следом садился играть он и отыгрывал всё обратно. И, что самое интересное, отыгрывал ровно столько, сколько проиграл политический, и тут же покидал карточный стол. Из сего было ясно, что он просто показывал своё неуважение к уголовному миру, что, конечно же, не могло не задевать его завсегдатаев. Его никто не мог обыграть. Обвиняли в мошенничестве. Обвинять одно, поймать – другое. Пойман он не был. Беспочвенные обвинения – ничто. Кормушка уголовнику закрылась, общаг скудел не по дням, а по часам. В конце концов ему готовили несчастный случай на производстве. Зэк в этом деле навык имеет. Бревно ли вдруг скатиться на тебя, провод ли под напряжением оборвётся… да мало ли что, методов много, тут всё на соплях держится, чихни вот, что-то да отпадёт.
