– Почему ты нам сразу тогда не сказал, кому продукты несёшь? – спрашивал голос девочки.
– Стыдно было… – отвечал малец.
– Дурачок, – говорила она снова, – всё равно ж узнали бы. Здесь всё рано или поздно узнаётся.
– К мамке бегал. А отец твой что, бросил вас что ли? – говорил подросток постарше.
– У меня два отца, – говорил малец.
– Отчим что ли? – слышался голос ещё одного подростка.
– Не-а, – бросил своё привычное малец, – один помер, второй отец Серафим.
– Это тот поп, что к тебе приходит? – спрашивали его.
– Ага, – отвечал малец. – Видели его? Он добрый! Рыбачить со мной ходит… – хвалился он.
Тут отец Серафим услышал шаги. Он увидел высокую худосочную женщину в больших костяных очках. Директор детского дома направлялась к нему. Заочно он знал её. Наслышан был слухами. Совершенно противоречивыми. Кто-то говорил о ней как о хорошем хозяйственнике, но как о человеке отзывались как о непонятном и сложном. Кто говорил одним словом: с ней всё ясно – карьерист! Много разных мнений было о женщине, идущей к нему. Слышал много. Несколько раз видел издалека. Сам, лично, знаком не был. Вот и выдался случай.
– Вижу, идёте, – говорила она, приближаясь, – уже не в первый раз к нам зачастили в последнее время, а ко мне всё никак не удосуживаетесь зайти.
«Строгая, консервативная», – так отметил для себя автоматически Серафим.
– Всё каждый раз думаю, да как-то не успеваю, всё второпях, – отвечал священник. – Мальца одного нет-нет между делом проведаю, – степенно говорил отец Серафим.
– Знаю, – осведомлённо говорила Надежда, – новенького.
– Тяжело мальцу здесь, – продолжал Серафим.
– Не хуже, чем другим, а уж тем более не хуже, чем дома, с пьяной мамашей, – говорила директор.
– Хуже, – коротко сказал Серафим.
– Отчего же? – недоумевала она.
– Мать есть мать. Дитё есть дитё. Оно при матери должно быть.
Полный протеста вскинула она на него взгляд.
– Каждый божий день пьяницы-собутыльники, мат-перемат!
Отец Серафим смолчал.
– Значит, думаете, неправильно суд постановил – к нам ребёнка определить?
– Думаю, неправильно, – к великому её удивлению говорил он эти свои слова.
– Интересное дело получается! – недоумению её не было предела. – Вы меня совсем обескуражили. Как так! Вы – божий человек, и такие слова от вас слышу. Вы мне о том говорите, чтобы ребёнка оставить в пьянстве, голоде и разврате? Прости меня, Господи!
Она перекрестилась.
– Разве я это сказал?
Отец Серафим был спокоен. Тогда как Надежда вся из себя выходила.
