– Если жарко, то сходите, проветритесь, – предложила ей Тихонова.
– А можно? – оживилась девочка.
– Почему бы и нет, – спокойно ответила ей следователь, не отрывая взгляда от бумаги, на которой что-то писала, – мне нужно ещё минут тридцать.
«Тридцать минут» выглядело убедительней.
– Ну, хорошо, – она посмотрела на Сметанина.
– Сметанин пусть пока побудет здесь. У меня могут возникнуть небольшие уточнения, чисто формальные… дело нужно сдавать, а без них – никак, – она ласково посмотрела на Сметанина. – Он же мужчина, он потерпит. Правда ведь, Сметанин?
Сметанин пожал плечами.
– Потерплю, – пробурчал он.
Через секунду практикантка была уже за дверью.
Тихонова в упор смотрела на Сметанина:
– Я всё знаю, – произнесла она.
В один момент Сметанин осунулся и влип в стул. Казалось, он размазался по нему.
– Без протокола я беседовала с Холодовым, – она на мгновение замолчала, брала нахрапом. Сметанин сидел бледный, как молоко, и она рискнула дальше: – И ещё кое с кем. Никто не стал говорить под протокол, поэтому мне нужно знать только для себя: так ли всё это произошло. Не скрою, от этого будет зависеть длительность заключения Холодова. И, если будешь молчать, то завтра эти протоколы будут лежать у меня на столе, чего бы мне это ни стоило. Поверь мне, уж колонию тебе я обеспечу точно.
Тихонова была твёрдо уверена, что в этом деле замешен ещё кто-то. Холодов явно выгораживал кого-то. Не будет же он выгораживать этого самого Сметанина! Она понимала, что действует не по закону и, если эти её методы работы дойдут до руководства, то у неё будут серьёзные неприятности. Её риск был велик, и он, слава Богу, оправдался. Глаза Сметанина наполнились слезами, цвет лица плавно перешёл в красный.
– Тётенька, не садите меня, пожалуйста! – заныл Сметанин.
– Говори, – строго приказала Тихонова, – если ты не хочешь, чтобы вернулась твоя сопровождающая, и о произошедшем узнал весь детский дом.
Сметанин энергично закивал головой. Он вытер сопли рукавом и всё рассказал.
…Теперь Тихоновой стала ясна причина молчания Холодова. После ухода Сметанина она позвонила прокурору, они долго что-то обсуждали и, в конце концов, решили закончить дело и передать его в суд. Ещё немного посидев в задумчивости, глубоко о чём-то размышляя, она оформила подписку о невыезде. Холодов теперь не являлся для неё преступником, – в ней говорил не следователь, в ней говорила женщина, которая поняла его, однако при всём этом она обязана отдать его под суд. Впрочем, прежде она решила дать ему возможность ещё немного побыть на воле.
