— Сказано — сделано, мистер Каплер, я зафарширую карпа, — сказала Рая.
— Папа, ты что надумал?! Вся речная рыба всегда с костями! — возразила Рэчел, которой совсем не понравилась кокетливая улыбка русской и смущение отца.
— Я мелкие косточки выну. Фарш вокруг остова положу. Побольше свеклы, моркови, лука. И буду варить, варить, чтобы овощи и рыба вместе сок пустили, — терпеливо поясняла Рая. — Только вот вопрос: завезут ли сегодня карпа в русский магазин в Провиденсе или нет?
— Позвони туда, и дело с концом! — сказал Каплер.
— Еще рано. Они в девять открывают, — ответила Рая.
— А если не завезут? — спросил Каплер. Он прямо загорелся, так ему хотелось.
— Папа, я просто тебя не узнаю. Всегда такой уравновешенный, особенно в вопросах питания, — укоризненно покачала головой Рэчел.
Он мельком глянул на свою рассудительную дочку и, ухмыльнувшись, повторил вопрос:
— А что, если карпа не привезут в твой русский магазин?
— Можно Федю послать на озеро, — вырвалось и замерло в воздухе поспешное ее слово.
Но было поздно. Каплер ухватился за эту идею.
Придя в свой мебельный магазин, он начал давать привычные распоряжения продавцам. В частности, Федору велел переменить в главном салоне прежнюю спальню из красного дерева на только что привезенную спальню из тика, звонил на мебельные фабрики, вел переговоры с банками. То есть жил привычной и приносящей ему удовольствие и доход работой. А сам время от времени поглядывал на часы. Было около одиннадцати, когда Каплер пошел в свой кабинет выпить чашку кофе и просмотреть газету «Провиденс джорнал». В газете писали о некотором росте цен на недвижимость, о визите российского президента в США, об открытии детского госпиталя, о выходе боксера Майка Тайсона из тюрьмы. Каплер отпивал горький кофе, пахнувший миндалем и корицей, и думал: «Позвонит — не позвонит?» Но Рая не звонила. Тогда он сам позвонил. Она еще убиралась у Каплеров. Он знал, что она была у них, но не подходила к телефону. Он знал, что она у него дома, убирается, ходит из одной комнаты в другую своей упругой походкой, в которой нет обычной для многих американок расслабленности, даже не настоящей усталости, а привычки говорить: «Я устала, ах, как я устала, как я хочу спать!» Вот она в гостиной, а вот перешла в спальню. Наклонилась, чуть не легла животом поперек кровати, чтобы снять постельное белье. Джинсы у нее натянулись до такого невозможного предела, что надо было немедленно сорвать их, отбросить ко всем чертям, затворить двери в спальню, запереть весь дом, пусть Рэчел стучится, ему все равно, только бы обнять эту русскую, эту желанную молодую женщину, прижаться к ее белой спине и прекрасным бедрам своим волосатым животом и пахом, обхватить ее так крепко, чтобы стать с ней одним телом, чтобы его еврейская сперма оросила ее зовущее лоно.
