— Неужели все это происходило на самом деле, а хулиган, пытавшийся отнять виолончель, это были вы, Владимир? — спросила Лиза.
— Я чувствовал себя отвратительно. Я готов был отдать даром все виолончели в придачу с футлярами за то, чтобы Герман и Лиза простили мой хулиганский поступок. В травматологии остановили кровотечение. Мы (теперь уже!) мирно возвращались к дому Лизы, стараясь не вспоминать о произошедшем. У подъезда Лизиного дома стояла Аня, девочка-близнец, с которой я ходил в кинотеатр «Великан» на французский кинофильм «Скандал в Клошмерле» и которая, в отличие от Лизы, чуть-чуть косила, что, впрочем, в сумерках не было заметно. Я не знал, чем загладить свою вину. Может быть, пригласить их всех в кино. Я чуть было не пригласил, но вспомнил, что потратил последние деньги на такси. Можно было попросить у мамы деньги на билеты в кино. Но мама (кстати или некстати!) уехала в дом отдыха на неделю и возвращалась только через несколько дней. Тогда я пригласил всю компанию (Германа, Лизу и Аню) к себе домой попить чаю с печеньем «8 Марта» и потанцевать под радиолу. У мамы в буфете хранилась (для гостей!) бутылочка вишневой наливки. Мы все выпили по рюмке, развеселились, и я рассказал про соседку-старушку, ее покойного брата-музыканта и виолончель. Герман слушал с горящими глазами.
«А не может оказаться, что у старушки хранится еще одна виолончель, в то время как старую она просто-напросто выкинула в кладовку как ненужный хлам, а Владимир продал ее моему отцу около комиссионного магазина?» — спросил Герман дрожащим от возбуждения голосом.
Музыка играла. Свет был полупотушен. Мы затеяли игру в бутылочку с непременными поцелуями, которыми так увлеклись, что не заметили, как Герман выскользнул из комнаты. Вначале никто из нас не удивился отсутствию Германа. Мы все отлучались из нашей комнаты в туалет. Наконец его отсутствие насторожило меня. Догадка мелькнула в моем воображении, разгоряченном танцами, поцелуями и вишневой наливкой. Я извинился перед девочками и вышел в коридор. Дверь в комнату старушки была прикрыта. Я постучался. Никто не ответил. Я повернул ручку и вошел. Комната была едва освещена лампой с оранжевым шелковым абажуром. В старинном кресле, откинувшись, полулежала моя соседка-старушка, обнимая виолончель. Перед креслом на коленях стоял Герман… «Выйдите, Владимир!» — вскричал Герман.
— Конечно, конечно! Какая романтическая история! — всплеснула руками профессорша, совсем в духе «Пиковой дамы!»
