— Может быть, я продолжу историю? — спросил Герман.
По правде говоря, я ждал этого. Ведь всегда лучше самому рассказать о том, что касается тебя, чем ждать, как посторонний свидетель, а тем более когда не посторонний, а кровно заинтересованный недоброжелатель представит дело в измененном виде, попросту говоря — искаженно. И все же пересилил нежелание.
— Да, да, конечно, Герман! Продолжайте, — сказал я.
— Спасибо! — продолжил Герман. — Мой отец, известный в Ленинграде мастер по реставрации редких инструментов, что всегда замешано на деньгах, был не на шутку встревожен. Еще бы: он приобрел сломанную виолончель, практически хлам, восстановил, приготовил, чтобы отвезти юной виолончелистке. А тут вмешивается мальчишка, Бог знает как и где добывший инструмент, и требует его вернуть. Дело могло закончиться большими неприятностями: молодой человек незаконно приобрел виолончель, а мой отец перекупил, чтобы реставрировать и продать.
— Скверная история! Тем более что я была в нее вовлечена, а кроме того, мама и моя сестра Аня, с которой мы близнецы. Аня ведет класс виолончели в Бостонской консерватории.
— К тому же играет в симфоническом оркестре? — уточнил я.
— Да, конечно! Иногда, в случае болезни, мы заменяем друг друга, — пояснила Лиза. — Я играю в Новоанглийском струнном квартете.
— Словом, отец попросил меня немедленно отвезти виолончель заказчику, то есть матери Лизы и Ани, — продолжал Герман, совершенно нарушив ход вечера, в котором предполагался один рассказчик.
— Постойте, постойте, Герман, — своевременно вмешалась хозяйка-профессорша, — рассказывает Владимир, а нам дозволено вносить короткие ремарки или задавать сиюминутные вопросы.
Я поблагодарил, кивнул ей и продолжил:
— Прежде всего оказалось, что вовлечены в интригу две виолончели. Правда, ни про две виолончели, ни про двоих виолончелисток я в то время ничего не знал, кроме того, что Аня, девочка, с которой я ходил в кино, занимается музыкой. Я терпеливо дожидался в укромном месте напротив подъезда, в который нырнул Арон Германович.
— Прошу прощения за то, что я опять перебиваю вас, Владимир! В действительности купил мой покойный отец около комиссионки только одну виолончель, которая до сих пор и принадлежит Лизаньке. Именно эту виолончель я должен был ей отнести. Но так, чтобы никто не заметил. Опять же из-за этого несносного подростка.
— Вы имеете в виду меня? — ухмыльнулся я. Так давно это было, что произошедшее вспоминается с юмором!
