– Мило, – добавляю я.
Она проплывает по комнате, как Кара Делевинь[2] по подиуму:
– «Живанши»!
– Тебе видней.
Она обхватывает Феликса руками и в качестве благодарности очень изящно целует его, после чего становится рядом с ним так близко, что их руки продолжают касаться друг друга, пока они разбираются с едой.
Я уставилась в «Вог», но не читаю. Напротив, я слушаю, о чем они говорят, хотя в основном Тильда задает Феликсу вопросы: «Что там насчет Хулио?», «Как много ты пробежал сегодня?», «Как тебе мой маникюр?», «А туфли тебе нравятся?». Очевидно, что интерес к его мнению обо всех бытовых вещах показывает, как сильна их связь друг с другом, атмосфера на кухне интимная, особенная. И вдруг, как гром посреди ясного неба, Феликс восклицает: «О, черт! Я не купил минеральной воды…»
Он говорит это с такой ненавистью и раздражением на лице, что в комнате как будто резко похолодало, как если бы в душе вода вдруг переключилась с горячей на холодную. И это совершенно несоразмерно проблеме. «Мне подойдет и из-под крана», – говорю я, Тильда отзывается: «Мне тоже». Но он уже на полпути к входной двери, которая с грохотом захлопывается за ним, и мы слышим, как он матерится, спускаясь по лестнице.
– Что это с ним? – Поднимаюсь с дивана и прихожу к ней на кухню, где она стоит, прислонившись спиной к холодильнику, как будто пригвожденная его словами.
– Да бог его знает… Феликс, похоже, сильно нервничает, когда дело касается газированной воды.
Я вижу, что Тильда старается не заплакать, похоже, внутри у нее настоящая буря эмоций.
– Ну что ты, скажи мне… Это ведь не из-за воды, верно?
Она машет головой и теребит рукава, натягивая их на запястья.
– Я знаю, ты хочешь, чтобы он мне понравился, – говорю, аккуратно касаясь ее руки, от чего сестра вздрагивает. – И он мне нравится. Я думаю, он замечательный… Но вот сейчас было что-то странное. Я к тому, ну, это же просто вода, а он так сорвался ни с того ни с сего.
– Ему сейчас тяжело приходится на работе, иногда он становится таким из-за этого. Огрызается.
– И все-таки это было стремно.
Тильда качает головой, подразумевая, что я не должна осуждать его, и говорит с легкой дрожью в голосе:
– Ты увидишь, он станет прежним, когда вернется.
Действуя по наитию, я наклоняюсь к ней и задираю рукав ее шелковой рубашки до локтя, обнажая белую кожу, покрытую желтыми и синими синяками, похожими на смазанные пятна туши.
Хватаю ее за руку, чтобы рассмотреть поближе.
– Прекрати! – говорит она. – Ради бога!
