— Я знал, командир, что вы вернетесь!
Далеко не такой сердечной была у меня встреча с командиром эскадрильи капитаном В. Малинкиным. Он долго выговаривал мне, что молодые летчики у него в печенках сидят, считают, будто много знают, а на деле — одно расстройство.
— Почему оторвались от группы?-старался выяснить командир.
— Так получилось, товарищ капитан, — ответил я, еще не совсем отдавая себе отчет, почему столь трудно сложился мой первый боевой вылет.
Только со временем понял я, что самое трудное боевое задание то, к которому не готовятся. Впоследствии нам приходилось уходить в воздух, даже не зная, какую задачу придется решать. Однако каждый из нас уже был хорошо знаком с тактикой боя и со всеми суровыми законами войны. Наша подготовка к боевым вылетам была тщательно продумана на земле.
Позже, когда я уже сам водил группы в бой, приходилось не раз разъяснять молодым летчикам важность заблаговременной подготовки к боевому вылету и необходимость всегда придерживаться золотого суворовского правила: «Тяжело в ученье, легко в бою!» Предвидеть все перипетии боя, возможную его завязку и течение, конечно, трудно. Однако наметить наиболее вероятные варианты действий, порядок маневрирования, перестроения, выхода из атаки в зависимости от конкретной обстановки и разыграть весь комплекс полета очень важно.
Чаще всего летчики без восторга воспринимали эту, казалось бы, на первый взгляд, сухую теорию. Тут-то и выступало на первый план методистское мастерство командира, который должен уметь заинтересовать подчиненных, передать им накопленный опыт, предостеречь от ошибок. К сожалению, не всегда было так. Пренебрежение этими правилами приводило к неоправданным потерям.
На единственном в полку настольном календаре, неизвестно где раздобытом нашим деятельным начальником штаба, — 1 декабря 1942 года. В тот день должен был состояться мой второй боевой вылет.
Признаться, ни я, ни товарищи по эскадрилье не ожидали, что майор Тысячный так скоро разрешит мне лететь, после того как в первом полете я порядком наколбасил. Правда, товарищи говорили, что над целью действовал смело.
Но не это спасло меня. Оказывается, в штабе дивизии стало известно, что какой-то летчик в одиночку штурмовал эшелоны противника на станции Осуга. Слух этот дошел до майора Тысячного. Старший начальник приказал ему найти этого летчика и поощрить. Это и скрасило мой полет в глазах командира полка. Поощрить меня он не поощрил, зато допустил к дальнейшей боевой работе. Я же был рад-радешенек, что мне не попало за мои невольные фокусы.
