Кажется, за прошедшие годы здесь ничего не изменилось: такие же, переполненные картофельными очистками, стояли ведра для пищевых отходов, так же тускло светила пыльная лампочка, и даже звонок на двери был вроде бы тот же — черный, с белой кнопкой… Разве что только настенный фольклор отражал движение времени: названия каких-то неведомых Веретенникову ансамблей были нацарапаны на лестничных стенах. Направляясь сюда, Веретенников не стал покупать ни цветов, ни торта: меньше всего ему хотелось сейчас выглядеть этаким галантным кавалером, торжественным визитером. «Шел мимо, решил заглянуть на огонек; авось, думаю, не прогонишь…» — что-то в этом роде собирался произнести он.
Дверь открыла Клава. И опять, как и в первую их встречу, какое-то непроизвольное движение испуга, словно она хотела то ли отшатнуться, то ли заслониться от него, почудилось Веретенникову.
— Привет! — с веселой небрежностью сказал он. — Шел вот мимо…
Он не договорил. Клава стояла на пороге, не впуская его в квартиру. И глаза ее смотрели на него с такой отчужденностью, с такой едва скрываемой ненавистью, что он растерялся.
— Чем обязана, Веретенников? — сказала она, по-прежнему не двигаясь с места. — Я, кажется, тебя не звала…
— Ах, простите, — сказал он, стараясь все обратить в шутку. — Я не думал, что здесь принимают только по официальным приглашениям.
— Не надо, Веретенников, не будь клоуном. Я устала и хочу спать. До свидания.
Только теперь Веретенников вдруг почувствовал, что от нее пахнет вином. Растерянность не отпускала его. Он не знал, что делать.
— Ну, извини, Клава… — пробормотал он. — Я не думал… Может быть, тогда в следующий раз…
— Я же, кажется, ясно сказала: всего хорошего. И никакого следующего раза. Я не хочу, Веретенников, понимаешь: не хочу! Мне неприятно тебя видеть. Хоть это-то ты понять можешь?
Лицо ее вдруг пошло красными пятнами. Видно, и ей нелегко давался этот разговор.
— Ну что ж, извини… — еще раз пробормотал Веретенников.
И дверь захлопнулась.
Ох, и саданул бы он в прежние времена по этой двери!
Зато тогда, выходит, его любили, а теперь — нет?..
Ошарашенный, сбитый с толку, Веретенников медленно спустился по лестнице и вышел на улицу.
Нет, никак не предполагал он, что таким странным образом завершится его визит. Еще час назад в глубине души он не сомневался, что Клава обрадуется ему, не может не обрадоваться. Вот уж поистине: только черт разберется в этой женской психологии! Когда мы валяемся в грязи, нас, выходит, любят, нас жаждут отмыть и поставить на ноги. А когда мы отмылись сами, нам, получается, нет прощенья? Странная логика! Ну и бог с ней, не переживать же из-за каждой бабы!..
