Но Киселев промолчал. Что он мог ответить? Что пребывает в полной растерянности? Что сумбур царит в его голове?
— Между прочим, — чуть понизив голос, продолжила Зоя Павловна, — у нас поговаривают, будто Устинов ведет теперь частную практику, пациенты его на дом к нему являются. Может быть, это и злые языки говорят, не знаю, ручаться не буду…
Даже решись он писать об институте, обо всей этой истории, думал Киселев, материал этот ему явно не по зубам. Одно только ясно: в создавшейся ситуации публиковать письмо Ягодкина с его благодарными излияниями в адрес Устинова было бы бессмысленно, если даже не вредно. Что ж, так он и доложит в редакции.
Утром Устинов написал завещание.
Он давно уже намеревался сделать это, однако все откладывал, находились другие, более спешные дела. А теперь ощутил: пора. Не то чтобы какие-то скверные предчувствия мучили его, но все чаще долетали вести о смерти то того, то другого однополчанина, товарища детства, однокашника по институту. Значит, приближалась и его очередь. Он к этому относился спокойно. Во всяком случае, убеждал себя, что относится спокойно. Слишком много смертей повидал он на своем веку, чтобы собственную смерть считать из ряда вон выходящим событием. Вот только подготовиться к ней надо по-деловому — так он рассуждал.
Собственно, те несколько строк, которые набросал Устинов на вырванном из тетрадки листке, трудно было назвать настоящим завещанием. Скорее это были короткие распоряжения, которые он посчитал нужным сделать на случай своей внезапной смерти.
«1. Записку „О распространении алкоголизма в стране и о необходимости принятия радикальных и незамедлительных антиалкогольных мер“, адресованную в ЦК партии, независимо от того, успею я ее завершить или нет, отослать по указанному адресу.
2. Первую часть рукописи задуманной мною книги передать Л. М. Веретенникову. Если сумеет и если захочет, пусть допишет ее.
3. Все материалы, связанные с прохождением рядом лиц антиалкогольной психотерапии, а именно: биографические сведения, анкеты, аналитические описания собственного состояния, дневники — немедленно — в течение недели после моей смерти — либо вернуть их авторам, либо уничтожить. Исключить всякую возможность того, чтобы материалы эти могли попасть в руки посторонних людей. Ни в коем случае не допустить этого.
4. Научные материалы, неопубликованные статьи, завершенные и незавершенные работы передаю в полное распоряжение моей жене — УСТИНОВОЙ ВЕРЕ ФЕОДОСЬЕВНЕ. Пусть поступает с ними по собственному усмотрению.
