Спектакль был обречен на успех: публика подпевала знакомые с детства и юности песни, благосклонность ее не знала пределов. «А у нас во дворе-е-е… есть девчонка одна-а-а…»
После школьного выпускного несколько ребят собрались у нее дома, потому что родители уехали на неделю в «Узкое» – отчиму выдали профкомовские путевки и невозможно было отказаться от такой удачи.
Весь вечер она «бацала битлов» на фоно так, что соседи стучали в стену, все ржали как ненормальные, танцевали, играли в «бутылочку». Юра крутил бутылку из-под шампанского так, чтобы все время целоваться с нею… Мишка Торунь сначала изображал учителей и завуча, потом напился и блевал в туалете, – словом, всеобщее было счастье. Под утро все стали расползаться по домам, а Юра остался…
Он обнял ее в коридоре обеими руками, оказавшимися при всей его спортивности жесткими, неловкими, непослушными, она ткнулась лицом ему в шею, где выемка в воротнике белой рубахи. И стала медленно и обреченно ее расстегивать…
Раздевшись, он оказался очень худым и страшно незнакомым, а она-то думала, что за все школьные годы ее влюбленности, на всех этих бесчисленных уроках физкультуры вызубрила его легкое стремительное тело наизусть. Он выглядел слишком подростковым, неоформившимся и, как показалось ей, – испуганным… Она же без одежды – она знала это сама! – наоборот, казалась старше своих семнадцати, чем повергла его в настоящую панику, самолюбиво им скрываемую.
Они легли на ее топчан, он нервничал, бормотал:
– Напрасно… напрасно мы все это начали…
И ничего у них не получалось!
Тогда вдруг неожиданным для нее самой милосердным женским чутьем она все поняла, обняла его за шею (он жалобным шепотом повторял: «Ты не обиделась? Ты правда не обиделась?»), и в конце концов оба заснули под гобеленом, как дети…
Утром их разбудил телефонный звонок. Это звонила мама – узнать, как прошел выпускной вечер. И пока она говорила по телефону (все отлично, мамочка!), отвернувшись от него, он проснулся тоже, потянулся, задвигался, и, спиною чувствуя его тело, она вдруг ощутила, что он другой и что сейчас все получится.
…Потом они лежали потрясенные друг другом – он у стенки, указательным пальцем повторяя очертания дальних гор на гобелене. И солнце золотило белесые волоски на его худой, очень юной руке.
(Господи, удержи мою блудливую руку, которая так и тянется описать эти корявого рисунка горы, все опутанные козьими тропами, и стадо овец, пасущееся у подножия вдали…)
