– Позвольте, господа! – возмутился посол. – Я тут совершенно ни при чем!
– Разберемся! – нахмурился ротмистр и показал мне большой палец, так чтобы посол не заметил. – Как тут у нас господин Пауль Мюллер поживает? – подошел он к кровати и поцокал языком. – Н-да, плох совсем, боюсь, что не выживет, а вам, Генрих Каллер, придется отвечать за содеянное.
– Прекратите этот циркус! Я посол! Имею неприкосновенность! Буду жаловаться императрице и канцлеру! – закричал немец, брызгая слюной.
– И тем самым погубите свою карьеру, – покивал я, выглянул из комнаты в коридор и спросил у Марты: – У тебя тут фотограф есть? Если нет, то немедленно обеспечь его доставку с аппаратурой, он нам необходим.
– Ваня, а раненый? – кусая губу, спросила владелица заведения.
– Черт! Про него забыл! – стукнул я себя по лбу, а потом велел: – И за Семеном Ивановичем отправь кого-нибудь, профессор наверняка в лаборатории сейчас.
– В вашей клинике? – уточнила девушка, проявив осведомленность.
– Да, адрес знаешь? – уточнил у нее, та кивнула.
Дал еще ей указания, чтобы мой компаньон не забыл прихватить инструменты и лекарства, после чего Марта заспешила по коридору.
Довольный, вернулся в комнату, где посол Германии сидел за столом и внимательно слушал, что ему толкует Вениамин Николаевич. Ротмистр мой посыл понял правильно, сообразил, что к чему, и сейчас Генриха дожимал, приперев к стенке и рисуя нерадужные перспективы. А они заставляли задуматься. Нет, не проблемы господина посла, а то, что над нами тучи сгущаются. Противник действует на несколько шагов вперед, а мы, кроме смутных догадок, не представляем, кто он такой. Дыхание посла Австро-Венгерской империи прерывистое, кровопотеря явно большая, а ранения неизвестны. Осматривать его не берусь: нет у меня необходимой квалификации и инструментов. Надеюсь, до приезда профессора посол дотянет.
– Это что еще за хрень! – вскочил я с места и чуть с ротмистром не столкнулся, который повторил мои действия и револьвер выхватил.
– Господа, это на улице стреляют! – хладнокровно сказал нам Генрих, явно пришедший в себя.
– Ждем и не высовываемся, – поморщился Вениамин Николаевич. – Ваня, на тебе дверь, хрен его знает что тут творится!
– Понял, – встал, прислонившись боком к косяку, прислушиваясь, что происходит в коридоре.
Вениамин Николаевич подошел к окну и осторожно выглянул на улицу, предварительно распахнув раму. Стрельба стихла, но раздались свистки городового, а потом и разъезд проскакал. С улицы доносился шум, крики, кто-то ругался и матерился.
