Здоровье, 1959 № 01 (49) | страница 53

— Так долго?

— Разве ж это долго? Раньше у нас люди по восемь-десять лет лежали. (Вот я работаю здесь с 30-го года, еще когда этот санаторий платный был. И знаете, случай какой у нас произошел? Один раз прихожу на дежурство, смотрю — девочка лежит на скамейке, маленькая, лет трех — четырех. Ну, я спрашиваю: чей ребенок? Никто не знает. Я к старшей сестре, а она говорит:

— Вот вредная баба, это, наверное, она нам оставила!

— Какая баба?

— Да приехала тут какая-то, девочка у нее больная. Ей говорят — бесплатно принять не можем, а она только плачет…

…Ну, я думаю, раз больная, то надо бы положить ее в изолятор, а боюсь, что профессор скажет. И ходила с ней на руках до шести часов вечера, пока профессор приехал. Набралась я смелости и — к нему прямо с девочкой на руках, а он смотрит на меня, смеется и говорит:

— Я уже все знаю. Помойте ее и кладите в изолятор.

Положили мы ее в изолятор, и вот, смотрим — девочка часто ручки к окну тянет и кричит: маинька, маинька!

Оказывается, ее мать здесь все время ходила да к ней в окно заглядывала, а как кого из персонала увидит — так бежать прямо в лес. Пару дней она под окнами ходила, потом пропала и документов никаких не оставила, а девочку мы так и стали звать — Маинька.

Сперва она тихая была, потом поправляться стала и такая озорная сделалась: сестер не слушает, самого профессора Краснобаева один раз за нос ухватила. Ну, известно, ребенок — все ей прощали.

Вот года через три (санаторий уже бесплатный был) приходит какая-то гражданка и спрашивает:

— Мне бы Дубинину Раю повидать.

Хоть детей у нас и много было, но я всех по имени знала, говорю ей: нет у нас такой.

А она как заплачет: я же, говорит, ее у вас оставила.

Села на скамейку, платок головной сняла, слезы вытирает и чуть ли не шепотом: неужто померла моя доченька, я ж сама видела, как в палате она лежала.

Тут-то я и поняла, о ком речь.

— Жива, жива, — говорю, — твоя девочка, только мы не знали, как ее зовут.

Привела я Раю; та сразу ее узнала, кричит: «Маинька, маинька!» Обе плачут. Я, конечно, тоже с ними прослезилась, а лотом к профессору: приехала, говорю, мать нашей Маиньки.

Он вышел в приемную, а женщина чуть не ноги целовать ему хочет. Он ее, конечно, успокоил, только сказал:

— С девочкой надо было документы оставить, а то перекрестили мы вашу Раю.

А Рая хотя и бегала уже, но выписываться ей было еще рано. Так и осталась она у нас — по документам Рая, а для всех — Маинька. И пролежала она без малого девять лет, зато выписалась совсем здоровая. Уехала к себе на Украину, а в войну даже партизанкой была. Сейчас работает на строительстве…