Однако кое-чем эти две агитлегенды, рассказанные сотрудницей милиции, различаются. В первой из них девочка сама виновата в том, что попросила у иностранца жвачку и тем самым нарушила запрет: «Одна девочка попросила (о, позор!) у иностранца жвачку». Во второй девочка приняла отравленный дар обманом: «Другой девочке насильно подсунули конфету». Мотивировки нарушения демонстрируют два типа преступления советского человека при контакте с западным миром (стремление к его вещам и потеря бдительности), и первое преступление, конечно, гораздо страшнее. Поэтому в первой истории девочка при смерти, а во второй мама отбирает жвачку и находит толченое стекло. Так появляется новая мини-последовательность элементов (хода в терминологии Проппа): появление спасителя и обнаружение обмана.
Точно такую же структуру имеют и литературные истории о дарителях-шпионах. Так, например, в одной из пропагандистских брошюр 1963 года[344] рассказывается история «молодого сотрудника одного Ленинградского института» Рудакова, который завел знакомство с аспирантом из США. Функция запрета («не заводить знакомства с иностранцем») здесь не проговаривается, но подразумевается: читатель уже в курсе, что советский студент не должен приятельствовать с американцем. Со временем аспирант стал «снабжать Рудакова различными западными книжонками, пикантными рассказами и картинками». Так реализуется второй элемент, она же функция: герой нарушает запрет и принимает опасный дар. Что, естественно, приводит к третьей функции (герой терпит ущерб): Рудаков вынужден поставлять секретную информацию для ЦРУ, после чего он «попадает в поле зрения КГБ». Тут появляются последствия действий врага: герой стал предателем Родины и понес за это наказание.
Несмотря на схожесть структуры, литературные или пропагандистские тексты, выдержанные в жанре назидания, отличались от собственно фольклорных качеством того вреда, который наносит враг. В фольклорных текстах, которые рассказывали во дворе, а также в агитлегендах, которые повторяли их практически без содержательных изменений, враг вредит конкретному советскому гражданину, наносит ущерб его здоровью: «Вот тот мальчик взял у иностранца жвачку, съел и умер — в ней были битые стекла»[345].
В пропагандистском или литературном варианте ущерб наносится не только герою, но и стране, которая несет репутационные потери или становится уязвимой перед иностранными разведками. Все жители советской страны являются «вторым телом короля»
