Первое, чего он лишится, как только падальщики приземлятся, – это глаза. Зоркие змеев-падальщиков с когтями-серпами и зубами-тесаками уже кружили над головой.
Мика уставился на труп. Тот лежал на животе, лицо покоилось на бугристом камне. Одна рука была вытянута, скрюченные пальцы раздулись и окоченели.
Юноша осторожно ткнул тело в бок носком ботинка. Пальцы сквозь дыру в ботинке нащупали твёрдые бугорки рёбер покойника. Мика просунул нос ботинка дальше, под живот, обхватил ноги и перевернул тело. На камне, там, где лежало лицо, осталась кучка сломанных зубов, дырявых, табачно-жёлтого цвета; возле корней на песке краснело кровавое пятно. Голова резко дёрнулась назад, затем вперёд, и тело с глухим стуком повалилось спиной на землю, подняв небольшое облако пыли.
Мика присел на корточки возле тела. Лицо покойника было пустым, сморщенным от обезвоживания, а тёмные, полные ужаса глаза смотрели на Мику невидящим взглядом. Кровь запеклась вокруг разбитого носа и в уголках губ, покрытых коркой грязи.
Мертвец был одет как заправский путешественник. Под ремешком его поношенной кожаной шляпы, измятой и с пятнами пота на полях, были аккуратно спрятаны крючки для ловли птиц и наконечники стрел. Его добротный пиджак из оленьей кожи протёрся на локтях и обтрепался на манжетах, а брюки пестрели следами долгих лет штопания и латания. Возле него валялся рюкзак, наполовину вывернутый наизнанку и лишённый припасов, а рядом лежала бутыль из тыквы, откупоренная и сухая, как кость. А вот ботинки – ботинки были чудо как хороши. Из тиснёной кожи, мягкие, с хорошей пропиткой, прочной, подбитой гвоздями подошвой и носами, укреплёнными металлическими пластинами. Но как ни были хороши ботинки мёртвого путешественника, они не спасли его, когда иссякли запасы воды.
