- В шарики играть? - спросил мальчуган. - Я хорошо умею.
Мартин взял один из шариков и прищурился сквозь него.
- Я когда-то тоже играл в шарики. Мы шарикам давали имена. Например, из стали - мы их доставали из старых подшипников, - те мы называли стальками. А через которые можно было смотреть, мы называли ясненькие. А как сейчас тоже даете им названия?
- Ага, - сказал мальчуган.
Мартин показал рукой через улицу на телефонный столб, изрезанный и истыканный тысячами складных ножей.
- Здесь мы играли в пряталки, - сказал он мальчугану и громко засмеялся, потому что воспоминание это согрело его и пришлось по сердцу. Вот прямо на этой улице и играли, летом, что ни вечер. А я жил вон в том угловом доме. - Он показал рукой. - В том большом, в белом.
- В доме Слоуна? - спросил мальчуган.
Глаза у Мартина расширились.
- Верно. Вы все еще так его называете?
- Как?
- Дом Слоуна. Это я Слоун. Меня зовут Мартин Слоун. А тебя как?
Он протянул ладонь для рукопожатия, но мальчишка подался назад, нахмурившись.
- Вы не Мартин Слоун, - укоризненно сказал он. - Я знаю Мартина Слоуна, а вы и не он совсем.
Мартин засмеялся.
- Не он, говоришь? Ну-ка посмотрим тогда, что у меня написано в водительских травах.
Он сунул руку в нагрудный карман за бумажником. Когда он поднял взгляд от удостоверения, мальчуган уже улепетывал по улице, а потом свернул с нее на лужайку и помчался к дому напротив дома Слоуна. Мартин медленно встал и двинулся дальше. "Да это же в первый раз, бог знает за какое время, подумалось Мартину, - что я могу вот так неспешно пройтись". Дома и лужайки уплывали назад мимо него, а он вбирал их в себя. Он хотел, чтобы это тянулось как можно дольше. Ему хотелось познать это все. Где-то подальше - он слышал - звучал детский смех и тилиньканье колокольчика на фургоне мороженщика. Все подходило одно к одному - и то, что открывалось глазу, и звуки, и общее настроение. Он ощутил, как в горле поднялся и остановился какой-то комок.
Слоун не обратил внимания, сколь долго он шел, но в конце концов увидел, что находится в парке. Здесь тоже все было по-прежнему - как эта аптека, как эти дома, как эти звуки. На том же месте стоял павильон с большой круглой эстрадой для оркестра. Все так же крутилась облепленная ребятишками карусель, и металлическая дребезжащая музыка шарманки по-прежнему сопровождала ее круговой бег. Были и те же самые деревянные кони, и те же латунные кольца, и те же киоски с мороженым, и те же продавцы сахарной ваты. И всюду дети. Короткие штанишки и микки-маусовые рубашки. Леденцы и стаканчики с мороженым, и смех, и радостный визг. Язык детства. Музыка - симфония лета. Звуки водоворотом кружились вокруг него. Шарманка, смех, ребятишки... Снова он почувствовал, как что-то сдавило горло. Снова горько-сладкое. Он оставил все это так далеко позади, и вот вдруг смог обрести все опять.
