О чем говорят животные | страница 14

Фантазии бомбардира недоступны бабочке мертвая голова. Однако она заслужила того, чтобы ее можно было выделить среди ближайших сородичей: не найдется, наверное, еще ни одного насекомого, звукообразующий орган которого ученые бы искали так долго.

Крупная (размах крыльев до 12 сантиметров) бабочка получила свое название потому, что темную пушистую ее спину украшает своеобразный рисунок, напоминающий человеческий череп. Издавна эта бабочка вызывала у людей разных стран страх. И дело было не только в ее внешности. Самый настоящий ужас наводила «заупокойная песня» бражника: мертвая голова — единственная бабочка, которая умеет кричать. Крик ее резкий и пронзительный. Но как он рождается? Первым решил ответить на этот вопрос французский физик и натуралист Рене Антуан Реомюр. Было это в тридцатые годы XVIII века, но лишь к 1950 году ученым удалось точно установить, каким образом издает бабочка звуки. Оказалось, что эпифаринкс (вырост на внутренней поверхности верхней губы) у мертвой головы по сравнению с другими насекомыми очень сильно развит. У бражника он подобен настоящей нёбной занавеси, снабжен мышцами, которые его поднимают и опускают. Он может даже совсем закрывать глотку. Исследования показали, что эпифаринкс представляет собой тонкую гибкую хитиновую пленку и принимает самое непосредственное участие в образовании звуков. Пленка эта вибрирует, как и наши голосовые связки.

Когда ученые записали на магнитофон и проанализировали крик бабочки с помощью осциллографа и других приборов, выяснилось, что он состоит из двух частей: низкого звука, длящегося 0,16 секунды, и пронзительного писка, продолжительность которого 0,07 секунды. При всасывании воздуха через хоботок в глотку эпифаринкс начинает вибрировать и возникает первый звук. Но вот бабочка начинает выдавливать воздух обратно. Эпифаринкс приподнимается и образуется писк.

В 1942 году на Атлантическом побережье США, у входа в Чесапикский залив, от которого рукой подать до Вашингтона, были установлены гидрофоны. Эти приборы, изобретенные в первую мировую войну и к сороковым годам уже достаточно усовершенствованные, предназначались для улавливания звуков в воде. В Чесапикском заливе гидрофоны должны были «нащупывать» шумы, производимые винтами фашистских подводных лодок микромалюток, и предупреждать о приближении врага. Однако ожидаемых, хорошо известных шумов в районе, находящемся под строгим наблюдением, слышно не было, зато в один из весенних дней, когда солнце давно зашло, приборы уловили какие-то непонятные звуки. Напоминали они удары отбойных молотков или треск огромного количества дрелей. Была объявлена военная тревога. Но враг не появился. На следующий день все повторилось. Опять объявили тревогу. И снова вражеских подводных лодок не было. Что же это за звуки? Отгадка привела в изумление многих. Призванные на помощь биологи выдали виновников происходящего. Ими оказались рыбы. В это время в Чесапикский залив приплыли квакуны, рыбы-барабанщики. По предположениям специалистов, их собралось там около 400 миллионов. Когда нескольких квакунов поймали и, посадив в аквариум, записали их голоса, а потом сравнили со звуками, зарегистрированными гидрофонами, сомнений не было: в заливе «пели» рыбы.