Все, музыка отыграла.
Я тряхнул головой, прогоняя наваждение, и удивленно оглядел поле скоротечного боя.
Мда, что-то меня определенно клинит.
Взглянул на толстяка. Тот какое-то время смотрел мне в глаза, после чего вдруг взвизгнул, упал на жопу и натурально обоссался. А на голове у него, готов свое очко на кон поставить, хорошенько так прибавилось седых волос.
Я стряхнул кровь с гладиусов и перевел взгляд на застывшую на бревне бабу с выпученными от шока глазами. Блядь, картина Репина: доска на бревне. Хотя ничего так, вроде симпатичная.
Лет где-то восемнадцать, стройная, собранные в «конский хвост» пшеничные волосы, ясные голубые глаза, плавные черты лица…
Вывод: ебать можно.
- Эй, ты ж вроде хотела этого жиртреста прирезать? Вперед! Путь я тебе расчистил!
- А… А? А, да… благодарю… сэр. Право, не стоило… Я бы и сам справился…
Угу, справился бы он… она…
БЛЯ!
ИТС А ТРАП!!!
Глава 48. Юный мстюн.
Ладно, так, все, я спокоен. Я никого не хочу убить, расчленить, поссать на останки и прикопать вооон под тем зеленым кустиком.
- Дось, - сказал я, не сводя взгляда с трясущегося куска сала и неуверенно приближающегося к нему мальчишки. – Дуй за пони и аптечкой.
О том, что меня услышали, я мог понять только через связь раб-хозяин, которая явственно давала понять, что притаившаяся в кустах лисица довольно шустро двинулась в сторону остальных членов отряда.
Через эту же связь я чувствовал, что с Кроконяшкой и Жанной все в порядке, а Антуанетта… Сероглазая воительница ощущалась как что-то невесомое где-то далеко-далеко...
Ладно, не будем опять о грустном, у нас тут цирк намечается, так как клоуны свои места уже заняли.
- Ну и чего мы ждем? – выгнул я бровь, глядя на мальчишку, мнущегося в двух шагах от толстяка.
- Эм… - неуверенно опустил он глаза. - Д… Дедушка учил меня, что с безоружными драться п… плохо.
У меня вырвался нервный смешок.
Меня же Бездна не могла в какой-нибудь другой мир засунуть, так? Где все розово-светло-пушисто, по небу летают радужные Кроконяшки и срут на прохожих бабочками?
Я на всякий случай ущипнул себя за руку, потом посмотрел на окровавленный гладиус, на рану на груди, от которой остался только уже рассасывающийся рубец, потыкал клинком в ближайший труп…
Нет, вроде бы все на месте. Кровь, пот, потроха на дороге, жирный обоссавшийся толстяк в пыли… Значит либо у меня что-то в восприятии этого ебанного мира глючит, либо мне попался на всю голову благородный мальчик, воспитанный где-то в глубокой изоляции старым маразматиком.
