И он засмеялся так громко, что все вздрогнули, а одна хозяйка даже выронила из рук кастрюлю, которую собиралась поставить как раз в этот момент на плиту.
На другой день Геннадий Варсонофьевич Моржов проснулся ни свет ни заря и тут же включил радиорепродуктор на полную мощность. Сила звука была так велика, что музыка проникла не только в соседние комнаты, но и в прихожую, и в коридор, и в ванную, и на кухню. Поэтому, пока Моржов курил свои папироски в прихожей, умывался и чистил зубы в ванной, жарил себе на кухне яичницу, он все время слушал радио и был очень доволен.
Однако остальным жильцам это не очень понравилось, потому что некоторым хотелось еще поспать, а какой уж тут может быть сон, если такие звуки! Один жилец, Виталий Сергеевич Холодецкий, который работал на заводе инженером-конструктором, даже высунулся в коридор и, увидев Моржова, сказал;
— Что это вы, соседушка, затеяли слушать радио спозаранку? Люди ведь спят еще.
— Ничего, — хладнокровно ответил Моржов, — будем вставать уже.
— Да я, может быть, не хочу так рано вставать! Вы бы хоть дверь в свою комнату закрыли!
— А мне, может быть, удобнее, когда дверь открыта!
— А мне, может быть, было бы удобнее взять вашу сковородку да поставить вам на голову! — рассердился Холодецкий.
— А вот это было бы мне уже неудобно, — сухо сказал Геннадий Варсонофьевич и скрылся у себя в комнате вместе со сковородкой, на которой шипела яичница.
Виталий Сергеевич постоял в коридоре, но, убедившись, что Геннадий Варсонофьевич не думает выключать радио, пожал плечами и лег обратно в постель. Конечно, в тот день ему уже больше не удалось поспать.
Вскоре соседи заметили, что этот осел, то есть не этот осел, прошу прощения, а этот человек, вел себя очень странно. Он никогда ничего не читал: ни газет, ни журналов, ни книг, не ходил ни в кино, ни в театр, ни в музеи, ни в картинные галереи, а только и делал, что слушал радио. Причем по радио он слушал все: и последние известия, и урок гимнастики, хотя сам гимнастикой не занимался, и детскую передачу, и передачу для женщин. Как оказалось впоследствии, Геннадий Варсонофьевич даже на ночь не выключал репродуктор, и, как только утром радиостанция начинала работать, по всему дому неслись громкие звуки, которые поднимали жильцов с постелей.
— Вы бы хоть на минутку давали отдохнуть своему репродуктору, — говорила Геннадию Варсонофьевичу Людмила Дмитриевна.
— А пусть себе, — добродушно отвечал Геннадий Варсонофьевич. — Кому он мешает? Пусть поговорит, а мы послушаем.
