Мужчина замер и, вздохнув, убрал записку.
Выпрямившись, чужак толкнул дверь, петли которой даже и не подозревали о существовании масляной смазки. Впрочем, об этом не подозревали и работники приюта. А если и подозревали, то только с целью сбыта на сторону за жалкие десять центов.
Внутри приют оказался еще боле жалким чем выглядел снаружи. Слева от прихожей – общий зал, пустующий в этот полуночный час.
Ковер, некогда пушистый и ворсистый, сейчас походил на ободранного, заплешившего пса — столь же жалкий и вонючий. Камин если когда-то и мог похвастаться жаркими языками пламени, то сейчас был надежно заколочен досками. Шляпки железных гвоздей сверкнули, отразив свет очередной молнии и мужчина отвернулся.
Взгляд человека сам собой нашарил старенькую лестницу, ведущую на второй этаж. Не нужно быть магом, знающим заклинание ночного зрения, чтобы различить пробитые ступени, так и грозящиеся сцапать неудачливого ребенка.
– Чертова лестница!
Ну или работника.
Сверху, стоило лишь прозвенеть медному колокольчику, подвешенному над дверью, спустилась дородная дама в чепчике. При её полновесной конституции и замасленной ночнушке, не закрывающей толстые, уродливые ноги, этот чепчик казался какой-то нелепой насмешкой.
— Кого там принесло на ночь глядя? – голос оказался под стать фигуре — полный, густой и совсем не женский бас.
Сверкнула молния, ударил гром, и женщина споткнулась. Неловко схватившись за перила, она тут же вскрикнула и резко притянула руку.
На ладони показалась длинная заноза, скорпионьим жалом впившаяся в перепонку между пальцами. Нормальный человек испытывал бы от такого неподдельный дискомфорт, но, видимо, жир добрался даже до таких отдаленных границ своих, несомненно, единоличных владений.
– Мэм, - кивнул мужчина. – Доброй ночи.
– Доброй, – фыркнула женщина, вставая за некое подобие ресепшена. На самом деле – обшарпанного прилавка, подпертого рыночными ящиками. – Добрые ночи у меня были в шестнадцать. По двадцатке кредитов за те добрые ночи, милок.
Мужчина промолчал.
– Чо те надо? – продолжала местная управительница. Толстыми пальцами-сосисками она дернула за шнур и над головой зажглась лампочка.
Не люстра даже, а обычная лампочка, повисшая на пожелтевшем от сырости и времени проводе. Раскачиваясь в такт неумолкающему скрипу, она то и дело билась о самопальный абажур, сделанный из проволоки и битого бутылочного стекла.
– Недалеко отсюда я нашел вот это.
Сохраняя абсолютное внешнее спокойствие, мужчина положил на стойку сверток. Боже, кто бы знал, что за буря бушевала в сердце этого человека. Что за проклятья он сыпал на собственную голову и как рьяно рвал свое воображаемое горло.
