Фарбаутр подхватил бумажную трубочку, и развернул её дрожащими от нетерпения пальцами.
Глазам предстали две строки, написанные тёмно-синими чернилами по-русски:
«В течение двух часов, в лесу – в районе между Караваево, Скалбой и Рядью – пройдёт курьер из «Фемады».
Фарбаутр машинально глянул вслед улетевшему голубю. А затем впился глазами в текст – в последнее его слово. Мелькнула вспышкой лихорадочная мысль: неужели…?!
С этим названием он сталкивался второй раз. И в первый – не принял всерьёз.
А сейчас, держал записку – по сути оперативный документ – извещавший, что оттуда должен явиться посланник!
В трёх указанных деревнях жили маги, которых Фарбаутр держал под наблюдением. Получается – курьер идёт к кому-то из них. А может, и ко всем четверым поочерёдно.
Фарбаутр посмотрел на часы – почти семь утра. Затем, на пространство вокруг: территория утопала в густом тумане.
Значит, и лес затянут беспросветно белой пеленой. Отличное прикрытие для курьера.
Или, для западни ему – Фарбаутру? С последующим захватом в плен, а то и сразу бойней…
Фарбаутр снова бросил взгляд на записку, подспудно ожидая уловить в ней какие-нибудь скрытые штрихи, детали, давшие бы намёк на истинные цели отправителя, и застыл.
В тексте явственно происходили изменения. Он ожил.
Шрифт его стал крупнее, и жирнее. А слова продолжали набухать, будто зрели, наполняясь соком. Распираемые буквы прижимались друг к другу столь плотно и тесно, что начали сливаться, терять форму. За ними лишались очертаний и сами слова, расползаясь, растекаясь по бумажке в обширное пятно, покрывая сплошным слоем чернил весь крохотный листик. С неровных рваных краёв его просочились и полились тёмно-синие капли. Отяжелевшая от влаги записка развалилась у Фарбаутра в руках.
Он поспешно стряхнул с пальцев склизкие, дряблые ошмётки, и они звучно шлёпнулись мокрой кашицей на пол.
Фарбаутр раздражённо выдохнул сквозь зубы. Текст он, конечно, запомнил, но намеревался исследовать почерк автора, Птичника. Наклон письма, направление строк, нажим пера и многое другое, что позволило бы понять, с кем имеешь дело. Птичник, очевидно, это всё предусмотрел. Или же – просто решил не оставлять против себя улик. Следов своего предательства.
А раз так, то ловушки в лесу, видимо, можно было не опасаться. И послание представляло из себя именно то, чем являлось. Голубь, которого Фарбаутр хотел поймать, словно бы предлагал взамен другую жертву.
Мелькнула мысль, собрать остатки записки – установить состав чернил. Но – каждая новая секунда уменьшала два отпущенных часа.
