Черные глаза сопровождали меня повсюду - мерещились в завитках узоров, внезапно всплывали в памяти, стоило закрыть глаза. После посещения кабинета отца я была в расстроенных чувствах, больше озабоченная своим стыдом и смущением, чем попыткой проанализировать произошедшее.
После того, как я немного успокоилась, скрылась в своей комнате и перестала хаотично перемещаться туда-сюда, хватаясь за ненужные мне вещи и тут же забывая их где попало, я даже пару минут подозревала, что влюбилась. Однако спустя еще минут тридцать, а также после обеда и чашки чая, пришла к выводу, что все это никакого отношения к любви не имеет, а основой моего поведения было смущение и буквально оглушение.
Чего уж тут, таких красивых мужчин я не встречала. Но и другое не давало покоя - понятно, что он своим обаянием пользуется направо и налево, было бы глупо таким оружием не пользоваться. Но он намеренно эпатировал меня, пытался вызвать самые сильные эмоции, в чем, кстати, и преуспел.
Никакого восхищения в его глазах я не видела, да и чему восхищаться, внешность моя обычная до оскомины. Но он очень старался. Зачем?
Слишком много подозрений.
Прогнав из головы всяческие «а может, я не так поняла, а на самом деле очень даже ему нравлюсь», «может он скрытный, но увидев меня, влюбился…» и прочие романтичные глупости, которые неизбежно возникают в голове любой девушки возраста от начала подросткового периода и до гробовой доски, отправилась на примерку платья.
Некоторое время спустя я, стоя в небольшой комнатке напротив большого овального зеркала в серебряной узорчатой раме, смотрела на себя и даже дышать не могла от восторга и затянутого корсета.
Для платья были выбраны цвета обоих Домов - нежные переливы бледно-сиреневого, цвета Памяти, оттеняли серебристое кружево и темно-синие сапфиры, цвета Учения. Тонкие кружевные рукава обтягивали руки поверх шелка, узорчатый воротник-стойка оттенял декольте, почти скрытое массивным синим колье, из-под сиреневого шелка юбок при каждом шаге взмывала кружевная серебристая пена.
Неровное в последние дни настроение немедленно установилось на самой высокой отметке.
1.15 Элгот.
Пить хотелось невероятно. Рот превратился в пустыню, язык распух и словно цеплялся за сухое небо.
- Очухался, гля! – жизнерадостный голос колоколом отозвался в голове.
В губы ткнулось что-то гладкое и прохладное. Воду лили нещадно, Эл захлебывался, кашлял, но воды хватило напиться. После питья получилось открыть глаза.
