Математичка раскрыла от изумления рот, чопорно выпрямилась в своей накрахмаленной блузке и решительным шагом двинулась к Голмахеру.
Я повернулся к Эмми. Не отдавая себе отчета, я пробормотал: «Видишь, что ты натворила!» — и дал ей сильного пинка. Металлический ящик больно ударил меня по лодыжке. Огоньки моментально погасли.
Когда прибыл доктор Голмахер, не осталось никаких следов того, что Эмми занималась посторонним делом. Голмахер не утруждал себя недоверием. Меня он еще мог подозревать в мистификации («Вы не сдерживаете свое воображение, Дихтер, вы расточаете его на призрачные грезы»), но он хорошо знал своих Математиков.
— Вы позволили себе напевать, Дихтер, — сказал он нахмурясь. — Машина, естественно, восприняла приятные вибрации… — и так далее.
На том дело и кончилось. Снова было нормальное апрельское утро, и авиационная задача дальше могла решаться без помех.
Эмми получала новые задания, с каждым разом все более трудные. Доктор Голмахер, бурно ликуя, упивался ими тем азартнее, чем неразрешимее они казались. Благодаря его колдовским действиям сенсорное восприятие Эмми все более приближалось к человеческому. Элементы и блоки, чувствительные к цвету, свету, теплу, реагирующие на голос, музыку и невидимый мир волн, пронизывающих Вселенную, были добавлены и подсоединены к тысячам километров ее проводов, к тоннам стали и стекла. Доктор Голмахер собирался даже всерьез заняться волновым излучением мозга, его биотоками, чтобы использовать этот вид энергии в работе с Эмми.
Машина по-прежнему стояла в Зале, постепенно обрастая новыми секциями. И хотя у нее не было своего «я», мы бродили вокруг нее, словно сомнамбулы — тихие, молчаливые и замкнутые, как бы приобщенные к великому таинству. «Чистильщики» протирали Эмми суконками и моющими средствами, наводя ей красоту с необычайным искусством, а ремонтники действовали своими инструментами, как хирурги скальпелем.
Когда Эмми получила задание от обсерватории в Паломаре, где находится гигантский телескоп, нас стала осаждать пресса. Голмахер заперся в своей конуре, и мне пришлось участвовать в бесконечном развлекательном шоу под названием «Доктор Дихтер», ставшем моим проклятием с тех пор, как я получил свою первую ученую степень. У газетчиков, как и у деятелей науки, весьма примитивное чувство юмора. Но Эмми стала для них настоящей сенсацией.
Получив кипу материалов, собранных в обсерватории, Эмми проглотила их в один присест, а потом «ткнула пальцем» в глубокий космос и безошибочно указала на громаду погасшей звезды, которая бродила, как слепая, среди горящих подруг-солнц. Раз или два Эмми вовсе слетела с катушек, пытаясь сунуть нос в дальние закоулки Вселенной и определить наше место в разбегающейся галактике. Тогда доктор Голмахер принимался нянчиться и возиться с огромным механизмом, прописывая свои «лекарства» и снова приводя Эмми в норму. И опять она возвращалась к своей работе, балансируя, как на лезвии бритвы, на краю четвертого измерения.
