– Его перевели в другую камеру, одиночку, – сказал он, – еще вопросы есть?
– Есть, – ответил ему учитель, – меня интересует, что с ним будет?
– А что с ним будет? – переспросил доктор. – А кто его знает? Это как майор решит.
– А вы?
– А что я? – неожиданно вырвалось у доктора. – Я тоже бывший заключенный. Правда, не этой тюрьмы, а настоящей, и мое мнение здесь мало что значит.
– А что с тем парнем?
– Похоже на какое-то серьезное психическое отклонение, – пояснил доктор, – патологический аффект, нарушение связи между мышлением и речью.
– И надолго это?
– Неизвестно. Может, навсегда, а может, нет. Науке это неизвестно. Вам бы о себе позаботиться, а вы тут, пользуясь моей добротой, дискуссию развели. Жалобы есть у кого?
– Мне бы повязки сменить, – сказал боевик.
– А мне от боли чего-нибудь, если можно.
– Ладно, – сказал доктор, – лежите смирно, сейчас займусь вами, – и, подойдя к раковине, остервенело стал мыть руки, бормоча под нос какие-то ругательства.
* * *
Директор школы собирался в дорогу, он выждал целых два дня и, не получив вразумительного ответа по поводу судьбы своего учителя, решился пойти, как ему казалось, на крайний шаг. Записаться на прием к высокопоставленному чиновнику из правоохранительных структур, изложить все и передать письменное обращение, подписанное педагогическим составом школы и общественностью села. Правда, в нем не хватало одной подписи, а именно подписи имама мечети, и он по дороге решил зайти к имаму и, заполучив его подпись под обращением, тронуться в путь. Подойдя к дому и обнаружив открытую калитку, он прошел во двор и уже думал набрать ему по мобильному телефону, когда входная дверь открылась, и имам, поприветствовав его, пригласил войти.
– Ты знаешь, зачем я пришел? – спросил директор.
– Конечно знаю, все село об этом говорит, ты, наверное, с тем письмом в поддержку учителя?
– Да. С ним самым. Подпишешь?
– Нет.
– А почему?
– Мне он никогда не нравился, этот учитель, заумный какой-то и вечно бегал, заступался за кого не следует, поверь мне, он лишний в нашем селении и ничего хорошего ни нам, ни тебе, ни школе не принес бы. Мне всегда казалось, что он скрытый атеист и когда-нибудь таковым себя и объявил бы.
– Вот как ты заговорил. Ну а ты? Разве ты сразу стал истовым верующим? Не обижайся, а разве ты забыл, что в свое время отсидел три года за кражу колхозного скота? Потом работал в магазине и в числе прочего торговал спиртным, и тебе было лет тогда намного больше, чем нашему учителю биологии! И что-то я не видел, чтобы ты терзался совестью по этому поводу.
