– Да почему ты вообще попросила вызволить какую-то заблудшую душу?! Ты что, знала его при жизни? – раздраженно спросил он.
– Нет. Но сам он не выберется.
В Даниле клокотала желчь. Во-первых, его оскорбили в лучших чувствах (когда он вообще что-то обещал девушке?). Во-вторых, срывался план побега. А все из-за упрямства и недоверия Рут. Ей хоть намекай, хоть прямым текстом…
– Я тебя предупредил, – отрывисто бросил он, проводя пятерней по уложенным волосам. – Пока.
Стремительно ушел и не закрыл за собой дверь. Некоторое время до нее еще доносились его удаляющиеся шаги по лестнице. Если начистоту, Рут с самого начала подозревала, что в обещаниях Клариссы может быть подвох. Но куда двигаться без нее, она не знала.
Данила сейчас вовсю на что-то намекал, но так и не сказал прямо. Зато его интересы Рут увидела в два счета, потому что знала как облупленного.
Но как понять, что скрывает бабка? И почему Винсента больше не слышно?
«До цели доходят только одержимые. Подселяй к себе беса и действуй!» – приговаривала Рут все время, и это стало ее личным заклинанием.
Цель вызволить Винсента с каждым днем все больше походила на мираж.
Но этой ночью он впервые приснился ей во плоти. Раньше являлась только статуя Стража, взывающая к ней его голосом, теперь же Винсент проступил как наяву. Слегка безумные зеленые глаза смотрели прямо в ее распахнутое сердце, и сквозь туман сновидений доносились дрожащие слова:
«Все вокруг врут, Рут. Слушай только меня. Лови мои слова. Тяни их, как веревку из тьмы, и за ней выйду к тебе и я».
* * *
Всю дорогу до дома Клариссы Данила пинал перед собой банку из-под «ред булла». Ему нравился этот звенящий звук. Допинав до крыльца, он отвесил по ней такой удар, что она улетела по диагонали и воткнулась в живую изгородь соседского дома.
Привидения, как же! Единственный, кто тут отсвечивал, так это он сам, потому что Рут никогда не воспринимала его всерьез и в свою душу не пускала. Из всех темных колодцев в мире она была самым черным.
Что в Винсенте такого? Медом помазан? Золотом облит? Она цеплялась за него так, будто он был для нее божественным откровением.
Все накрылось: и побег, и девушка.
Хаблов выругался и вошел в подъезд. И не удивился, увидев на пороге подбоченившуюся Клариссу.
«Ну просто смерть шопоголика, а не женщина…» – подумал он, настолько паршиво она стала выглядеть в своих тинейджерских шмотках.
Вопреки его утренним манипуляциям она опять походила на накрашенный скелет. С ней уже бесполезно что-то делать. От состояния трупа ее отделяла только пара месяцев.
