…По делу Вальтера Хайнике, токаря по металлу, сына мастера Отто Хайнике, род. 11/XI — 22 в Берлине, осужденного за государственную измену:
Налог на смертный приговор — рейхсмарок — 300
Почтовые сборы, согл. § 72 военного судебного уложения — 2.70
Сбор для оплаты адвоката — 81.60
Расходы, согл. § 72 В. С. У., по содержанию в предварительном заключении с 24/XII — 43 по 28/III — 44, итого 96 дней по 1,50 — 144
Расходы по содержанию в тюрьме с 29/III — 44 по 8/V — 44, итого 40 дней по 1,50 — 60
Расходы по приведению приговора в исполнение:
а) исполнение приговора — 158,18
Почтовые расходы по пересылке счета судебных издержек — 0,12
Всего к уплате — 746,60
А в приписке родителям был указан срок уплаты: не позднее двух недель.
Чего ж вам еще, господин адвокат! Правда, в документе не проставлено имя Пауля Риделя…
Нет, мне не требуется других документов — я исполнитель, который не нуждается в документальных данных и не взымает налога за смертный приговор. На расходах по содержанию в тюрьме я тоже сэкономил. Я преследователь.
Конечно, вы поступаете так, как должны поступать, господин прокурор, но и я тоже, я тоже.
Хоть бы он наконец приехал! Моя машина весит тонну. Она подхватит его и швырнет вверх. Он полетит на мой радиатор и будет за него цепляться. На какой-то миг взгляд его упрется в ветровое стекло, и за ним внезапно возникнет воплощение беспощадной кары. С воплем отпрянет он прочь. И скатится на землю. Последнее, что я увижу, будут его растопыренные, хватающие воздух пальцы, а затем чудовище в тонну весом раздавит его.
Машина подпрыгнет раз, другой, и на темной улице останется неподвижный кровавый комок в обрывках одежды, отвратительный бесформенный клубок с вывернутыми конечностями, покрытый блестящими красными пятнами, которые постепенно смоет мелкий дождик. Мне бы хотелось, чтобы дождь хлестал осколками гранат и расколотил этот комок, стер в порошок, уничтожил его, как были уничтожены те, другие.
А я уеду. Несчастный случай, да-с. Шофер скрылся? Все предусмотрено. Я уплачу штраф, я сяду в тюрьму. Только одного я не сделаю. Не скажу полиции, что убийство совершил с умыслом. Не доставлю прокурору удовольствия завести новое дело. Не хочу, чтобы он заявил, глубокомысленно кивая головой: за всяким преступлением следует наказание. Неправда. Ненаказанных преступлений все равно что песчинок на берегу моря. Но вы закрываете глаза на преступления, потому что преступники столько времени командовали вами. Вы не сводите концы с концами. По-вашему, виновными часто оказываются казненные. А вы, господин прокурор, не потому ли вы отклонили жалобу на шпика Риделя, что были прокурором уже и тогда, что в своих приговорах вы утверждали несправедливость, которая тогда называлась правом? Ну как? Был такой грех, да? Приходилось поневоле, верно? И вы с жаром ратовали за несправедливость? Случалось, что да? Но, разумеется, скрепя сердце? А сейчас вы не видите юридических оснований, увы, увы? Вы не заметили, что пожатие плечами стало основной акцией правосудия? Свидетелей нет? Но ведь обходились же вы без свидетелей, довольствуясь одними приказами?
