Леночке по мере этого рассказа сначала сделалось немножечко жарко, потом немножечко холодно — и опять жарко. А в самом интересном месте, когда Игорь Иванович, смеясь над собой пуще прежнего, пересказывал, как возмущались банковские люди и как стыдили его, а он не сдался, — она перешла в большую комнату и тяжело опустилась на вычищенный диванчик. Села на то самое место, где раньше было пятно от пролитого кофе, и не заметила отсутствия пятна. И отсутствия масляного следа, некогда оставленного старшим сыном, не заметила тоже. Она вообще не заметила в диванчике никаких изменений.
Наверное, потому, что в глазах у нее стояли слезы. (Теперь это были по-настоящему крупные слезы, величиною с кофейное зерно.) Виною глупая женская впечатлительность. Кредит на сто две тысячи как бы прошел у Леночки перед глазами, подминая под себя всю культурную программу на год и два вперед, включая летний отдых в Турции и выходные в садовом домике под Рязанью. Как торнадо. Как землетрясение в Китае. Как цунами какое-нибудь. Прошел — и отхлынул. Отпустил.
Уж и рассказ был окончен, и Игорь Иванович почти подъезжал к дому, а Леночка все сидела на диванчике и плакала, плакала, плакала — как девчонка, вытирая распухший нос рукавом. Леночка плакала от облегчения. Много чего ей подарили в том году на юбилей. Но некупленный чудо-пылесос — это был самый-самый-самый лучший подарок.
У Наташи открылся третий глаз. Наташа очень стеснялась и закрывала его челкой, но даже из-под челки все прекрасно видела.
Подойдет к ней, к примеру, бухгалтер Лидия Алексеевна и защебечет:
— Ах, Наташенька! Какая вы сегодня хорошенькая! Прямо ангелочек. Подстриглись?
А Наташа глянет третьим глазом и уже видит подлую сущность Лидии Алексеевны: как она Наташиным стройным двадцатипятилетним ногам завидует, как генеральному капает, если с отчетом хоть на полденечка опоздаешь, и как на диете пытается сидеть, а потом ночью в холодильник лезет за колбасой, и про сына-оболтуса видит, которого Лидия Алексеевна на будущий год от армии планирует отмазать, — с кем сговаривается и о какой сумме речь. Даже как-то неловко.
Или вот Людочка. Она к Наташе всегда спиной сидит и ни с кем в отделе старается не общаться, здоровается сквозь зубы, но и о ней Наташа уже все знает: про молодого любовника, которого Людочка от мужа скрывает третий месяц, про некоторые неприятности «по женским», из-за этого любовника случившиеся, и про то, что Любочка сегодня утром от расстройства яичницу сожгла.
