Кипятка правда не дают, я тоже попросила кипятка, так как у меня был свой чай. Мне налили чай из чайника с номером, я испугалась и вылила номерной чай в раковину. Лучше пить воду.
После операции, когда мне разрешили ходить, Старушка Недовольной Дочери дала мне свою палку. Я попробовала, чтобы не спорить с ней, но все-таки отказалась. Потом она учила меня скручивать бинты:
— А ты почему вторую ногу не бинтуешь?
— Врач сказал, что не надо.
— Ты не слушай их, они скажут. Ты бинтуй! Вот у меня отекло, а почему, непонятно. Я бинтую.
Пытаюсь возражать, я-то Л. А. строго и ответственно доверяю. Старушка со мной спорит. Моя Сестра-Ангел говорит мне шепотом: «Соглашайся». Я обещаю бинтовать, но заранее вру.
В пятницу Старушку выписывают.
Пришли дочь и зять, помогают ей собраться.
— Надевай вот это пальто, машина у корпуса.
Я немедленно вспомнила надпись на воротах: «Проезд машин только по пропускам».
— А вас пропустили? А разве можно? А как?
— Как у нас все? За деньги. Дали охраннику.
— А-а-а-а, — утыкаюсь я в книжку.
Старушка Недовольной Дочери пошуршала своими вещами совсем по-хомячьи, словно оказалась в комке ваты, и легла спать, подложив под щеку глянцевый журнал. Я посмотрела на часы — начало первого. В Чикаго три часа утра, в Петропавловске-Камчатском — полночь, в больнице — вневременно. Спрятала часы, попробую измерять время прочитанными страницами.
Через пятьдесят восемь страниц пришел мой царственный Л. А. и стал что-то спрашивать, записывать, смотреть ногу. Я встала на самый край кровати, сообщив:
— Высоко! Ничего не вижу, — поскольку стояла к этому краю спиной, а сказать, что боюсь высоты, постеснялась.
Так же, не видя, подписала бумаги, где разрешала оперативное вмешательство. Профессиональный инстинкт требовал прочтения этого текста — просто так, я же понимаю, что все равно подпишу. Может быть, пару страниц? Но буквы отчего-то отвернулись от меня и не стали читаться, видимо, текст по каким-то причинам решил меня проигнорировать и не остался со мной даже в виде копии. И несмотря на то, что мой внутренний чиновник понимал: копия должна быть, — я как-то неактивно наблюдала, как подписанные бумаги уплыли с тумбочки и потерялись в белизне врачебного халата.
Пообещав встречу с анестезиологом и три укола с утра, чудо-доктор-царь удалился вместе с бумагами и халатом.
Я стала ждать, через несколько страниц узнала, что туалет в больнице — прям как у нас в институте, один на двоих — для мальчиков и девочек, и мальчики, естественно, там курят. Старушка Недовольной Дочери и Вера Ивановна возмущены: отложили свои читальные принадлежности и с азартом ругают туалет.
