Но фишка (или прикол), говоря языком офисного планктона, как раз в том, что настоящий древний род знает свою родословную до седьмого колена.
Почему мы упомянули этот планктон — а потому что наша девушка как раз входила в данный слой общества, куда входят все, кто не занят чисто физическим трудом. Не тащит, не сверлит, не пилит, не нажимает, не катит. Не стоит за прилавком и не служит искусству или там здоровью в частном порядке.
И вот наша девушка как раз многое знала про свой древний род, что прадедовы родители владели фабрикой фарфора, знаменитой фабрикой, чьи изделия даже сейчас попадаются в антикварных салонах. Собственно, и фамилия у девушки была та же самая, которая виднеется и по сю пору в клеймах на донышках, мелким шрифтом как бисером по кругу.
И у нее дома, в картонных ящиках в стенном шкафу, по соседству с пятидесятилетней туристической палаткой деда и бабушкиной дубленкой той же эпохи, — итак, дома у этой девушки покоился полный сервиз фабрики прапрадеда на двенадцать персон: полный! Сотня с лишним музейных экспонатов! Прошедших и революцию, и гражданскую, и военный коммунизм, и голод, и войны. А также перестройку, деноминацию, дефолт и ипотечный кризис.
Сервиз даже и на свадьбы никогда не выставляли — а ну кто из гостей уронит об пол или, еще лучше, напишет письмишко в органы! Семья была пуганая, стреляная, сидевшая.
Так вот, жила-была наша девушка и не знала, что в ее роду у купецких дочек была одна старинная мечта о туфельках. О маленьких девичьих шелковых туфельках на каблучке, расшитых золотой канителью. О бальных туфельках, короче. Туфельках на замшевой подошве.
Воспитаны-то они, купеческие наследницы, бывали гувернантками-француженками, знали их язык как родной, сновали в собственных каретах по Кузнецкому мосту не хуже княжон, посещали модные лавки и по Парижу прохаживались под кружевными зонтиками, но!
Но только, бывалоча, эти героини Островского приобретали себе подходящую обувь лет эдак в двенадцать, для первого детского бала, как ножка начинала расти!
Ну трудно себе представить, что восемнадцатилетняя барышня, наследница фарфоровых заводов, уже дворянка (но прадед-то с прабабкой из крепостных еще), что эта барышня не унаследует крепкой стати и твердой поступи русской девушки, которая и ведра на коромысле должна не проливши ни капли донести, и с вилами справится, навьет стог сена, и навоз из закута выгребет, и ведро молока надоит, и поле прополет! Какая под ней должна быть ножка? Крепкая, остойчивая! Надежная!
