Екатерина II и сама расширяет права благородного сословия (в будущем даст «Жалованную грамоту» дворянству), но не любит, когда её торопят, когда её намерения выглядят как бы не её намерениями…
В Щербатове она рано угадала человека оппозиции: разумеется, оппозиции дворянской, «родственной», но всё же — оппозиции. В числе разных мер, с помощью которых царица управлялась с подобными людьми, была и такая: приблизить, взять на службу, повысить. Приём очень неглупый, особенно в тех случаях, когда осчастливленный был человеком с нравственными принципами и считал, что обязан тем лучше служить и делать дело, чем более у него расхождений с верховной властью.
Вокруг Еатерины II собрался круг довольно ярких, талантливых деятелей, из которых часть (такие, как Орлов, Потёмкин) была ей безусловно преданна, другие же являлись как бы заложниками собственных принципов… Первые — достаточно циничные, безнравственные, склонные к произволу и приобретательству. Вторые — в основном служившие идейно… Екатерина приглашает Щербатова на службу — он соглашается: оттого, что надеется принести общественную пользу и всё же питает известные иллюзии насчёт просвещённого курса императрицы…
Девять лет Щербатов служит в Петербурге — и быстро выделяется: с 1768 года в Комиссии по коммерции — при дворе оценили его экономические и финансовые знания; в 1771 году — герольдмейстер: здесь учитывались исторические познания, в частности насчёт старинных фамилий, гербов и проч.; с лета 1775 года — ведёт «журнал делам по Военному совету», то есть заведует секретным делопроизводством по военным делам; с января 1778 года — тайный советник (очень высокий гражданский «генеральский» чин!). Тогда же он назначается президентом Камер-коллегии — должность, примерно соответствующая будущему министру финансов (в собрании щербатовских бумаг, переданных в Эрмитажную библиотеку, а ныне находящихся в Отделе рукописей Ленинградской публичной библиотеки им. М. Е. Салтыкова-Щедрина, имеется 29 переплетённых томов экономических дел — налоги, питейные сборы, ревизии и т. п.).
Высокие, министерские должности…
Одновременно, с 1770 года, начинает выходить том за томом его «История Российская от древнейших времён», начатая ещё в годы отставки (всего будет напечатано 18 книг); князь получает звание историографа, почётного члена Академии наук — ему открыт доступ к бумагам Петра I, в том числе даже к таким секретным, как о царевиче Алексее, об отношениях Петра и Екатерины I, о петровских буйных шутках над церковью — «всепьянейшем и всешутейшем соборе». Разбирать петровские бумаги так трудно, что Щербатов жалуется историку Миллеру: «Вот что мне приходится выносить для того, чтобы собрать историю моей родины; я не знаю, выдержит ли моё здоровье все те труды, которыми я обременён; но я убеждён, что изучение истории своей страны необходимо для тех, кто правит,— и те, кто освещают её, приносят истинную пользу государству. Как бы то ни было, даже если я не буду вознаграждён за мои мучения,— надеюсь, что потомство отдаст мне справедливость». Итак, высокое положение, интересное дело!.. Но нечто горькое проскальзывает уже и в только что приведённых строках: Щербатов будто воюет с неким неведомым противником, который оспаривает его труд, его мысли…
