Щербатов чувствовал себя одиноким среди молодых людей, старающихся урвать от власти новые имения, позолоченные кареты, камзолы, туфли, украшения; прежде, полагает он, люди жили проще, благороднее. Идеализируя времена дедов, князь Щербатов зато уж не даёт спуску внукам и внучкам. Он пишет, что «число разных вин уже умножилось, и прежде незнаемые шампанское, бургундское и капское стали привозиться и употребляться на столы». В домах вельмож — «невиданная прежде красная мебель, шёлковые обои, огромные зеркала. Выезжают в богатых позлащённых каретах с лучшими дорогими лошадьми».
Переходя к модам, Щербатов замечает, что «жёны, до того не чувствующие красоты, начали силу её познавать, стали стараться умножать её пристойными одеяниями и более предков своих распростёрли роскошь в украшении. О, коль желание быть приятной действует над чувствами жён! Я от верных людей слыхал, что тогда в Москве была одна только уборщица для волосов женских[7], и ежели к какому празднику когда должны были младые женщины убираться, тогда случалось, что она за трое суток некоторых убирала и они принуждены были до дня выезду сидя спать, чтобы убору не испортить!»
Можно сказать, что князь-историк наблюдает своё поколение и одно-два предыдущих везде и во всём на службе и в дороге, в имении и при дворе, молящимся и хмельным… Щербатовские же выводы из этих «частностей» печальны — расходы царей и дворян растут, личная выгода достигается за счёт чести и убеждений: «Грубость нравов уменьшилась, но оставленное ею место лестию и самством наполнилось. Оттуда произошло раболепство, презрение истины, обольщение Государя и прочие злы, которые днесь при дворе царствуют и которые в домах вельможей возгнездились».
Щербатов чувствовал себя одиноким… Как удивился бы он, узнав, что в те же самые годы, когда он служил в гвардии, одна очень важная особа делала почти такие же наблюдения и её записи, заметки, кажется, не менее горьки.
София-Августа-Фредерика Ангальт-Цербстская
Это длинное имя молодая женщина вскоре поменяет на куда более короткое и знаменитое: Екатерина Вторая. Но пока она ещё не вторая: всего лишь жена наследника, юная немецкая принцесса из весьма крохотного княжества, доставленная в жёны единственному племяннику Елизаветы Петровны.
15-летнюю гладко причёсанную девочку везут как особую государственную ценность через Германию, Польшу, Прибалтику — в далёкую, непонятную северную державу.
В Петербурге Елизавета, а также странный 16-летний её племянник Пётр (тоже недавно доставленный из Германии) наблюдают, «экзаменуют» юную девицу на право стать когда-нибудь российской императрицей.
