…
Лишь за сорок лет до того первый русский казачий отряд достиг этого огромного полуострова, где жители ещё находились на стадии каменного века; однако и в 1730-х годах на большинство европейских карт страна могучих лесов, огромных вулканов, гейзеров и морских бурь ещё едва нанесена или изображена неточно.
Ещё лет за 10—20 до того, как Крашенинников смело вступает на коварную палубу «Фортуны», на том полуострове, куда он едет, была сложена поговорка «на Камчатке проживёшь здорово семь лет, что ни сделаешь; а семь лет проживёт, кому бог велит». Действительно, прожить несколько лет было мудрено: бури, снежные обвалы, стычки казаков между собою, восстания местных племён — ительменов и коряков, которым не хочется платить большой ясак… Когда совершалось какое-либо преступление (а самое большое — с официальной точки зрения — грабёж «казны», той пушнины, что предназначена царю, верховной власти),— когда что-нибудь подобное совершалось, проходило не меньше года, пока весть не достигала ближайшего воеводы, в Якутске; если же провинившимся удавалось подстеречь, убить тех, кто едет докладывать «в центр», значит, выигран ещё год… А там, в Якутске, начнут беспокоиться, пошлют гонца в Петербург — ещё год… В общем, долгое время любой бунт или грабёж в стране вулканов имел шанс года три, а то и пять оставаться без возмездия. Пока приходила грозная царёва кара, бунтовщики, глядишь, успевали «заслужить» свои вины или — что бывало чаще — складывали буйные головы: «проживёшь здорово семь лет, что ни сделаешь…»
Последнее большое восстание, 1731 года, окончилось тем, что прибывшие за много тысяч вёрст солдаты и чиновники казнили нескольких местных вождей, сопротивлявшихся воле Петербурга, а также и нескольких казаков, особенно отличившихся в бесстыдном лихоимстве…
Вот в такую землицу ехал «академии студент», чтобы завоевать её наукой — ботаникой, зоологией, географией, геологией, историей, языковедением, фольклористикой; многовато вроде бы для одного лица, но, раз едет один, придётся работать за десятерых. К тому же — удастся ли доехать?
«Судно наше погрузилось в воду, всё лежавшее наверху было сброшено в воду. Несчастливы были те, кладь которых лежала сверху. Наконец вода начала убывать и целиком исчезла. Однако помпы всё равно нельзя было выпускать из рук, ибо за полчаса, если не откачивать, прибывало на два дюйма. Все плывшие на судне (исключая больных) сменяли друг друга после ста откачек воды».
