Оставшуюся часть дня Мариса и Вертура бесцельно, только чтобы не сидеть дома, ходили, гуляли, по улицам Гирты. Смотрели, как солнце играет в бегущих над морем клочковатых черно-серых тучах, просвечивает через бледные, выгоревшие за лето листья высаженных еще в прошлом веке вдоль набережной вязов и ив. Любовались рекой, крепостью Гамотти на противоположном берегу Керны, на горе, парусами судов на заливе, бегущими по серой холодной воде ладьями и лихтерами. Наслаждались бряцанием арфы в руках прогуливающегося по набережной музыканта. Крепкого, сурового, бородатого человека, в плотной черной мантии и зеленой пелерине с низко надвинутым на лицо шапероном с бубенчиком на хвосте. Что-то в его игре заставляло прислушиваться к каждой ноте, к каждому аккорду, что извлекали из блестящих струн его истертые, с перебитыми суставами, жилистые пальцы. А когда его пронзительный взгляд холодных светло-голубых глаз внезапно обратился к словно бы невзначай остановившимся у парапета неподалеку Вертуре и Марисе, Мариса вздрогнула и крепко сжала локоть детектива, но тут же, словно опомнилась, гордо расправила плечи и быстро отвернулась к заливу, подставляя лицо дующему с моря ветру, вмиг подхватившему полы ее плаща и пряди волос на висках, которые она для красоты выпустила из косы.
Загадочный музыкант же неторопливо проследовал мимо, не выказав своим слушателям больше никакого интереса. Удаляющееся пение его арфы, обрывки коротких выразительных энглинов, еще некоторое время слышались где-то под деревьями вдалеке, но внезапно их сменило веселое пиликанье гармошки: большая компания студентов, спускалась на набережную по каменной лестнице от корпуса Университета. Еще сверху приметив стоящих на набережной детектива и его спутницу, школяры направились к ним.
До ближайшей лавки, где продавались вино и юво шли веселой толпой, потом, подложив свернутые плащи, чтобы от жестких досок не затекали ноги, сидели на полу у стены в тесной комнате, где сегодня была назначена очередная «академическая» встреча. Ушли рано, как стало скучно, а заглянувший в окна мансарды закат и свежий холодный ветер снова позвали на улицу, прочь из душного, накуренного помещения.
Вернувшись домой, ждали ночи с открытым окном и жарко натопленной печкой, беседовали в сумерках в полутьме.
Вертура сидел на полу, облокотившись спиной о кровать, положив руку на колено, пристроив рядом ножны и убранный в них меч. Мариса лежала на кровати, раскинув как тяжелые черные крылья рукава и подол своих длиннополых одежд, ласкала рукой его шею, трепала длинные распущенные волосы, из которых уже давно выпал, и куда-то закатился его серый бант, что схватывал их.
