— Не крутись! — Валька бесцеремонно развернула Лешку, обмыла рану водой, приложила смоченную иодом ватку. — Держи!
Лешка заскрипел зубами, отрывисто засмеялся:
— Наше знакомство скреплено кровью.
— Ржешь как жеребенок, — улыбнулась Валыка.
— А вы смелая и красивая, — сказал он и зарделся.
Валька насмешливо посмотрела ему в глаза. Одинакового роста, светлоголовые, они стояли друг возле друга и смущенно молчали.
Мимо окон кто-то прошел. Валька метнулась к двери, крикнула:
— Михаил Иванович!
В белой полотняной паре, в соломенной шляпе с черным пояском, в красных китайских сандалиях с дырочками, спиннинг через плечо, в руках связка крупных сероватых хариусов и с дюжину ельцов, как из чистого серебра, — Чугреев больше походил на дачника-отпускника, чем на бригадира.
Валька подскочила к нему, когда он неторопливо поворачивал ключ в замке. Он жил в среднем, коричневом, и на правах бригадира занимал целиком весь вагончик.
— Что скажешь, красавица? — спросил он, открывая дверь.
Лешку поразил голос Чугреева — густой, низкий, урчащий, с гнусавинкой.
— Михаил Иванович, до чертиков уже допились, — с возмущением затараторила Валька. — Яков принес ящик водки, уронил в траншею. Мосин избил его, и вот новенькому досталось.
Чугреев с пристальным прищуром глянул на Лешку:
— Это Ерошеву, что ли?
Лешка заулыбался:
— Здравствуйте, Михаил Иванович. Мне попало — немножко.
Чугреев кивнул. Валька затормошила его, показывая в сторону навеса:
— Вон, видите, тащат остатки допивать. Надо же их остановить! Михаил Иванович!
— Ты думаешь, надо? — он прислонил спиннинг к стене, рыбу бросил на траву. — А может, не надо? Пусть погуляют, пока труб нет, а?
— Прошу вас, умоляю, Михаил Иванович. Ведь целыми днями пьют, смотреть на них тошно. Отберите у них водку.
Чугреев непонятно хмыкнул, взял ее за плечо, слегка сдавил.
— Тихо, тихо, огонь в халате. Ты думаешь, я могу им запретить?
— Вечно вы шутите! А мне противно! Вот возьму и уволюсь, — она дернула плечом, пытаясь освободиться от его тяжелой руки.
— Серьезно? — он еще сильнее сдавил ее плечо.
— Да, серьезно! — вызывающе сказала она и сбросила его руку.
— Ну, тогда конечно. Подожди-ка... — Он увидел Зинку, свистнул: — Зинаида! Вот рыба — зажаришь.
Под навесом все было готово: водка разлита по кружкам, тремя горками разложен хлеб, куски жирной колбасы, очищенный лук. Чугреев молча прошел к тому углу, где сидел Мосин, глянул в ящик, пересчитал бутылки: одиннадцать целых и три с отбитыми горлышками. Вытащил поломанные, поставил перед Мосиным:
