Все работали на Мосина. Разгрузка, стыковка, прихватка — вся эта звонкая прелюдия нужна была для быстрого и четкого исполнения главной «партии» — сварки стыков. Мосин был тут как солист в оркестре, как супернападающий в футбольной команде. Варил он быстро, с какой-то даже злостью, с жадной поспешностью набрасываясь на каждый новый стык. Варил, как автомат, — без отдыха, без перекуров. Лишь изредка, откинув щиток, торопливо глотал из алюминиевой кружки холодный квас, смахивал рукавицей пот со лба и снова припадал к стыку.
Лешка был на «подхвате» — то зачищал кромки труб, то помогал Гошке и Якову центровать стыки — ворочал ломом, то подтаскивал Мосину электроды. Работы хзатало.
Обедали молча и торопливо. Мосин ел, склонившись над миской, глядя своими сургучными глазами в одну точку: на поляну, на тот стык, который не успел закончить. Щи текли двумя струйками по его подбородку, капали обратно в миску.
После первого Зинка выставила по кружке молока и кастрюлю с гречневой кашей — кто сколько хочет.
Лёшка ковырнул пару ложек — отвалился.
— Видно, кто как работал, — усмехнулся Чугреев,
— Я еще не разошелся, — оконфузился Лешка.
— Молодой — научится, — изрек Яков.
— Этот молодой пару кромок мне седни запартачил, — беззлобно сказал Гошка. Тонкое продубленное солнцем лицо его презрительно сморщилось. — Мне такая кувалда ни к чему.
Чугреев подмигнул Лешке:
— Видал как? Рабочий класс режет в глаз.
— А че с ним чикаться? С таким помощничком не то что к пятому декабрю — к маю не кончишь, — равнодушно сказал Гошка.
— Учить надо, — сказал Чугреев.
— А что мы за это будем иметь? — спросил рыжий Николай.
— Бледный вид и тонкую шею, — ответил Гошка.
Яков потянулся к Лешке:
— Все они такие, — кивнул он на Гошку.
— Какие «такие»? — с угрозой спросил Гошка, задержав ложку перед ртом.
— Меркантильные, — невозмутимо пояснил Яков.
Зло поглядывая на Якова, Гошка проглотил кашу. Его разбирало любопытство узнать, что значит «меркантильные», но, видно, постеснялся показывать свою темноту.
— Не слушай этого трепача, Алексей, — сердито сказал Чугреев. — Все, что неясно, подходи, спрашивай — покажут и расскажут. А ты, Яков, — он постучал пальцем по столу, — брось эти свои надменные фокусы. Тебя научили здесь работать, а кто-нибудь взял с тебя хоть копейку?
— Да я же пошутил, Михаил Иванович! — неискренне воскликнул Яков.
— Вот, предупреждаю: сейчас время горячее, цацкаться с тобой не буду. Возьму ремень и отхлещу.
