Вот это и есть слияние личного и общественного, Боренька. Полная гармония. Важен итог, а не истоки! Вот так-то, Борис.
С т о р о ж е в. Ты — стратег…
Б о р з о в. Нет, практик, только и всего. Создана комиссия по переработке проекта. Белов — председатель, я, в качестве будущего начальника строительства, — заместитель. Сроки дали жесткие, месяц. (Пауза.) Ну, а ты-то? В москвичи записался?
С т о р о ж е в. Присядем перед дорогой.
Присели оба. Пауза.
Б о р з о в. Засосал тебя бор-то Серебряный!
С т о р о ж е в. Я к себе как раз возвращаюсь. Мы действительно разные, Женя. Это уж что ни говори…
Б о р з о в (в сердцах). Точка! Я переезжаю в гостиницу, ну вас всех к лешему!
Пауза.
С т о р о ж е в. Совсем плохо будет, Женя, звякни — приеду.
Б о р з о в (не сразу). Что ж… не исключено…
С т о р о ж е в. Ты говорил с ней?
Б о р з о в. Тебе-то что?!
С т о р о ж е в (кричит). Варя!
Пауза.
Б о р з о в (искренне). Я знаю — больше этого уже не будет, такого… Такого — нет, это я знаю. Ладно. Мало ли чего у нас с тобой в жизни так и не бывало? Если все сосчитать…
Вошла В а р я.
С т о р о ж е в (Борзову). Я поищу такси. (Ушел.)
Пауза.
Б о р з о в. Варя, у нас с вами какие-то странные отношения получились…
В а р я (вызывающе). Разве?
Б о р з о в. Не надо так, Варя… Но что бы там ни было, есть вещи, которые… ну, сильнее нас, что ли, их нельзя не брать в расчет, понимаете?
В а р я. Я слушаю.
Б о р з о в. Хотя бы то, что я все равно должен ехать… Я сам еще не знаю, что из этого получится. Глушь, холод, полгода ночь… Там будет очень трудно, невероятно.
В а р я. Зачем мне все это знать?!
Б о р з о в. Ах, Варя, Варя!..
В а р я (неудержимо). Я так вас люблю! Вы не сердитесь, пожалуйста, я не заплачу, презираю, когда плачут! Я даже сама удивляюсь — как сильно!.. Мне было плохо, пока я не сказала. Но я больше не могла!
Б о р з о в. Так нельзя же, Варя, Варенька!.. Так же нельзя — слепо, неразумно! Слушай, Варя, слушай!.. Это глупо, нелепо, но я, может быть, тоже хотел бы сейчас все, все — по ветру, к чертовой матери, все, слышишь?! Поверь, Варя, у меня сердце разрывается, так мне больно оттого, что я — не вправе! Не могу, не должен!.. Я, наверное, не такой, как ты думаешь, как ты хочешь. И как я хочу. Очень хотел бы!..
В а р я. Вы не бойтесь, все будет хорошо!
Б о р з о в. Нет, Варя, нет, нет! Ты все равно не поймешь, как это трудно мне, но я должен. И я решаю правильно!.. Не суди меня строго, Варя. Это не так просто. Я живу как-то иначе, чем ты, чем Шура, даже чем Борис. Хуже ли, лучше — не знаю, не задумывался. Но — иначе. И — привык, по-другому не умею уже. Борис говорит — усохло что-то во мне, выпарилось… не знаю. Может быть. Что ж… поздно сожалеть. Да я и не жалею — свыкся, обтерся. У меня — мое дело, которым я живу. Мне оно слишком нелегко, слишком с бою достается, право делать его так, как я хочу, по моему разумению. Слишком долго я к нему шел. Оно берет меня всего, до капли, и на другое меня не остается. Не осталось. Ведь и тебе я тоже нужен — весь, ведь так же, я знаю! Ведь ты такая, Варя, — тебе половинки не нужны, крохи, объедки, тебе все подавай, всего человека. Счастье в свободное время, между дел, усталое и вымученное, — зачем тебе? А другого я тебе дать не смогу — белка в колесе, ей нельзя ни отвлечься, ни остановиться; остановится колесо, и вместе с ним — мир, в котором она живет и без которого уже не может… она ведь, пожалуй, и не помнит уже, что можно без колеса, а — на воле, под небом… не помнит и, значит, не нужно ей уже этого. Ты хотела правду…
