Костенко справедливо или несправедливо считает, что нынешнее военное руководство республикой состоит из «штабистов и политработников». Что «неграмотность наших командиров» во многом способствовала кровавому успеху «румынского» прорыва 19–20 июня. Мол, по их вине его батальону пришлось в эти дни вести двадцати-семичасовой бой только с одними автоматами. Со своей стороны, в Тирасполе официальные лица говорили нам о жестокости комбата Костенко, о том, что он якобы расстрелял без суда и следствия около 30 человек, называли его «батькой Костенко», обвиняли в продаже оружия и в других грехах, вплоть до употребления мефедрина. Налицо конфликт, который, возможно, уже разрешился в то время, как я пишу эти строки, и, может быть, разрешился насильственно. Еще раз повторяю, не нам судить человека, ведущего городскую войну, человека, бойцы которого держат передовые позиции, не нам судить комбата. Если он виновен, его осудит республика. Для нас Костенко, Дудкевич, Матвеев, казаки — героические личности, каждый со своими особенностями. Это люди войны.
Интервью прерывает вбежавший гвардеец. «Товарищ комбат, тут мародеров поймали!» Костенко поднимается: «Хотите полюбоваться?» Вслед за ним выходим во двор штаба. Во дворе два-три десятка гвардейцев, зелено от солдат. Все республиканские гвардейцы (нам много раз повторили, что «республиканские», а не национальные) в зелено-белых, пятнами, комбинезонах. И в кроссовках — самая удобная обувь для войны. Комбат усаживается на стул. Перед ним выстраивают шестерых парней. Они заметно пьяны и испуганы. Двое с одним и тем же лицом — близнецы. Солнце заходит, еще светло, но кровавые солнечные блики падают на всех нас сквозь кроны деревьев. «Сколько у них стволов?» — «Шесть». — «Где еще один ствол?» Автоматы мародеров сваливают в общую кучу рядом со стулом комбата. Тощий, хромой гвардеец в берете, это его ребята арестовали мародеров, докладывает ситуацию: «Двое суток пропадали неизвестно где. Приехали на стоянку. Женщину-охранника этот грозился расстрелять. Пьяные. Вот этот пошел в «рафик» за автоматом. «Мерседес» вскрыли, радио оттуда выдрали. У кого радио?» Над головами передают авторадио с торчащими проводами. «Раздевайтесь, мерзавцы! — кричит Костенко. — Все снимайте! Больше не будете служить!» Мародеры, все в возрасте около двадцати лет, начинают неловко и испуганно раздеваться. «Ремень сними! Сними ремень, я кому сказал!» — Комбат вскакивает и, выхватив нож, разрезает ремень и портупею на замешкавшемся арестованном. «Как мародерам, вам будет расстрел перед всем строем. Вы в какой роте числитесь?!» Комбат зол, а сцена напоминает мне когда-то давно виденный спектакль «Оптимистическая трагедия».
