— Но люди верят, что вы способны посмотреть в глаза человеку и увидеть его душу!
Старая ведьма коротко хохотнула:
— Да. Как раз это не я придумала. Хотя, скажу тебе, чтобы разглядеть души некоторых моих подопечных, потребовалось бы увеличительное стекло! Я вижу, что они видят, я слушаю их ушами. Я знавала их отцов, дедов и прадедов. Я знаю все слухи, все секреты, все россказни и всю правду. Для них я — Правосудие. Сама справедливость. Посмотри на меня. Попробуй увидеть меня.
Тиффани посмотрела — сквозь чёрный плащ и черепа, сквозь резиновую паутину и чёрные цветы, сквозь повязку на глазах и жуткие истории — и увидела маленькую глухую и слепую старушку.
Всё дело было в боффо. Не в самих по себе дурацких розыгрышах для вечеринок, а в боффо-мышлении, в слухах и сказках. Госпожа Вероломна была могущественной ведьмой, потому что все считали её такой. Примерно так же работала обычная ведьмовская шляпа, но госпожа Вероломна достигла в искусстве боффо удивительных высот.
— Ведьма в приспособлениях не нуждается, госпожа Вероломна, — сказала Тиффани.
— Не умничай со мной, деточка. Разве юная Ветровоск не объясняла тебе? Конечно, нам не нужны ни волшебные палочки, ни путанки, ни даже остроконечные шляпы, чтобы быть ведьмами. Но всё это помогает устроить представление! Люди этого ждут. Тогда они готовы поверить в тебя. Я не достигла бы в этой жизни того, чего я достигла, если бы расхаживала в смешной шапочке с помпоном и клетчатом переднике! Я выгляжу соответственно своему положению. Я…
Снаружи, со стороны молочни, донёсся грохот, как будто там что-то грузно упало.
— Наши маленькие синие друзья безобразничают? — приподняла брови госпожа Вероломна.
— Нет, им строго-настрого запрещено входить в любую молочню, где я делаю сыр, — сказала Тиффани уже на ходу, спеша к двери. — О боги, надеюсь, это не Гораций…
— А я ведь тебе говорила, что от него будут одни неприятности, помнишь? — крикнула ей вслед старая ведьма.
Это оказался-таки Гораций. Он опять выщемился из клетки. Когда ему было нужно, он умел пустить слезу.
На полу лежали осколки маслёнки. Прежде она была полна масла, но теперь масла нигде не было. Только жирное пятно.
А из тёмного угла под раковиной доносилось торопливое утробное: «Мнямм-мнямм-мнямм-мнямм…»
— Я смотрю, теперь ты перешёл на масло, да, Гораций? — строго спросила Тиффани, схватив метлу, которой прибирала в молочне. — Это ведь почти что каннибализм с твоей стороны, знаешь ли.
