И должен я вам сказать, что жизнь моя в то время подошла к самой высокой точке температуры. Напряглось все, раскалилось докрасна. И надо было решать мне твердо — дальше ли искать счастья и своего голоса в жизни или стопорить судьбу на месте.
Он опять замолчал и отвернулся к окну. Автобус медленно уходил с последнего перевала. Горы оставались позади и теперь уже не казались такими высокими и неприступными.
Прощаясь со скалистой Саянской страной, я мысленно оглянулся на пройденную дорогу — на подъемы и спуски, на хребты и распадки, на островерхие пики и мрачные ущелья.
Да, в горах, наверное, можно понять и почувствовать многое, но все кончается, даже горы, и в конце концов приходится возвращаться в долину — туда, откуда и был начат путь.
— Вот так, значит, все это и произошло, — снова заговорил мой сосед. — Много мыслей за те лежачие дни через мою голову прошло, навел я полную инспекцию всей своей жизни, провеял ее, как овес через решето, отсортировал. И приблизился я, по всей видимости, в те времена к пониманию таких сторон в судьбе человека, которых до тех пор не понимаешь, пока не возьмет тебя жизнь за сердце, как за шиворот, да и не тряхнет изо всех сил.
Через месяц выписали меня на работу, определили временно на грузовой «Антон» почту возить.
Первый рейс был на Одессу. Вернулся я обратно, приезжаю вечером домой — Нюры нет. На столе записка: «Сережа, я на курсах, обед под подушкой, целую. Аня». Покушал я, постелил себе по привычке на диване, лег и заснул. А утром проснулся, Нюры уже нет, она очень рано уходила, а на столе опять записка: «Сережа, завтракай один, все стоит на кухне, на плите. Аня».
В тот день приехал я на аэродром и прямо на входе встречаю начальника отдела перевозок.
«Как чувствуешь себя, Сергей? — спрашивает. — На Львов пойдешь?»
Я киваю головой.
«Тогда оформляй документы, — говорит начальник отдела перевозок, — и срочно выруливай. А то у меня сегодня все в разгоне».
Забегался я с документами и забыл к Нюре в столовую зайти. Так и улетел, не повидавшись. А на следующий день, когда вернулся, та же история. Я в дом — ее нету, я из дому — она приходит.
И надо вам сказать, что, когда болел я и лежал дома, времени у меня свободного много было. И написал я тогда письмо Зинаиде Ивановне в Кызыл. Ничего в нем особенного не содержалось, а только поделился я с Зиной по старой памяти своим настроением, своими мыслями разными.
Потом-то, когда ушло письмо, пожалел я, что отправил его. «Зачем, — думаю, — я опять ей голову морочу?» Но проходит время, ответа никакого нету, я и успокоился. И даже забыл думать про это письмо.
