— Зоя очень прямая, очень честная девочка, — задумчиво сказала, выслушав меня, Лидия Николаевна. — Она всегда напрямик говорит ребятам правду в глаза. Сначала я побаивалась, не восстановит ли она против себя товарищей. Но нет, этого не случилось. Она любит повторять: "Я за справедливость", — и ребята видят, что она и в самом деле отстаивает то, что справедливо… Знаете, — с улыбкой добавила Лидия Николаевна, — на днях меня один мальчик во всеуслышание спросил: "Лидия Николаевна, вот вы говорите, у вас любимчиков нет, а разве вы Зою Космодемьянскую не любите?" Я, признаться, даже опешила немного, а потом спрашиваю его: "Тебе Зоя помогала решать задачи?" — "Помогала", — отвечает. Обращаюсь к другому: "А тебе?" "И мне помогала". — "А тебе? А тебе?" Оказалось, почти для всех Зоя сделала что-нибудь хорошее. "Как же ее не любить?" — спрашиваю. И они все согласились со мной… — Нет, они ее любят… И, знаете, уважают, а это не про всякого скажешь в таком возрасте.
Лидия Николаевна еще помолчала.
— Очень упорная девочка, — снова заговорила она. — Ни за что не отступит от того, что считает правильным. И ребята понимают: она строга со всеми, но и с собой тоже; требовательна к ним, но и к себе. А дружить с нею, конечно, не легко. Вот с Шурой другое дело, — Лидия Николаевна улыбнулась, у того много друзей. Только вот заодно пожалуюсь: не дает проходу девочкам и дразнит и за косы дергает. Вы с ним об этом непременно поговорите.
В траурной рамке — лицо Кирова. Мысль о смерти несовместима с ним такое оно спокойное, открытое, ясное.
Горе было поистине всеобщим, народным — такое Зоя и Шура видели и переживали впервые. Все это глубоко потрясло их и надолго запомнилось: неиссякаемая человеческая река, медленно и скорбно текущая к Дому Союзов, и слова любви и горя, которые мы слышали по радио, и исполненные горечи газетные листы, и голоса и лица людей, которые могли в эти дни говорить и думать только об одном…
— Мама, — спрашивает Зоя, — а помнишь, в Шиткине убили коммунистов?
И я думаю: ведь она права. Права, что вспомнила Шиткино и гибель семи деревенских коммунистов. Старое ненавидит новое лютой ненавистью. Вражеские силы и тогда сопротивлялись, били из-за угла — и вот сейчас они ударили подло в спину. Ударили по самому дорогому и чистому. Убили человека, которого уважал и любил весь народ.
Ночью я долго лежала с открытыми глазами. Было очень тихо. И вдруг я услышала шлепанье босых ног и шепот:
