— Заедем, товарищ старший лейтенант? — спросил Баландин.
— К рыбаку, что ли? — в свою очередь, с хитринкой поинтересовался Пыжиков, Привычки Баландина ему тоже были хорошо известны. Не раз он отчитывал его за эти посещения рыбака и с Ромашковым имел неприятный разговор.
Сейчас капитана на заставе не было. Он находился в отряде на сборах. Петр исполнял обязанности начальника.
Прослужили они с Михаилом полгода, но отношения между ними оставались странными. Последнее время резкий, требовательный к себе и к людям капитан Ромашков раздражал Петра, как ему казалось, своей чрезмерной властностью и постоянными служебными нравоучениями, а главное, откровенными намеками на частые и ненужные поездки к метеорологу.
— Уж лучше бы женился, а то вертишься около ее окошек, на коне гарцуешь, как лихой джигит.
— Она через неделю сбежит из нашей дыры…
— Почему же с завода не бежит?
— Вот этого я и сам не понимаю. Чужую душу сразу не разглядишь.
— Кстати, товарищ старший лейтенант, — резко меняя тон, продолжал Ромашков, — душа душой, а служба службой. Вчера старшина заглянул на конюшню и обнаружил спящего в станке Баландина. Ты знал, что он проспал дежурство, а скрыл. Как после такого случая будем заглядывать друг другу в душу? Знал ты об этом или нет?
— Да, знал! — порывисто вскочив, ответил Пыжиков. — Но пять суток ареста, которые ты ему влепил, не та мера наказания. И, кроме того, я ему сделал товарищеское внушение, а этого вполне достаточно, чтобы человек понял.
— Товарищеское внушение?
— Именно! Меня учили этому, как и тебя. Но у нас с тобой разные мнения и разные методы воспитания. Командир прежде всего должен быть товарищем солдату, а не деспотом.
— Крепко сказано! — Михаил положил локти на стол и потер щеки. Это был признак сильного волнения. — Вот что, старший лейтенант Петр Тихонович Пыжиков, скажу тебе начистоту: да, товарищ из тебя этому Баландину получится, а командир ты пока плохой.
— Какой уж есть. Не годен — демобилизуйте.
— Вот как! Значит, держишь в голове эту дрянную мыслишку!
— Да. Держу и не хочу скрывать! Ты ее теперь воскресил. — Петр разволновался и наговорил Михаилу много неприятного, отстаивая право воспитывать солдат по своему методу, но сам же в душе понимал, что он во многом не прав.
Сейчас он вспомнил об этом и покраснел. Хоть и говорил тогда искренне, горячо, однако недовольство собой не покидало его ни на один день. Чего-то недоставало ему в характере, а чего, он сам не знал. "Михаил круто завертывает и забывает, что так сломать можно. На одном дисциплинарном уставе далеко не уедешь", — думал Петр. И в то же время его бесило, что, несмотря на строгость и большую требовательность Ромашкова, солдаты больше уважали и любили капитана, чем его. Почему? Даже в игре в волейбол Петр считал себя лучшим игроком, но его команда всегда проигрывала той команде, где играл Михаил. Пробовали меняться местами — все равно снова проигрывал. Ромашков был упрям и напорист, умел весело, метко высмеивать "мазил". Солдаты в его команде загорались всегда и побеждали противника.
