— Ух ты!
Это не выдерживает Павлушка Маленкин. Все свои семь лет он, считай, просидел в лесу и никогда не видел заснеженного поля.
— Деда, а деда, а почему оно кружится?
— Это кто же? — не понял дед Матвей.
Повернул седую бороду, тучки его бровей, посыпанные инеем, столкнулись на переносице.
— Поле.
— Кхе-кхе! — откашлялся дед Матвей.
Тут бы надо всё объяснить детям, и не как-нибудь, а по-настоящему, «по-научному», как он любил выражаться, да вот нужное слово в голову не возьмёт. Откашлялся ещё раз, сел поудобней на своём мешке с овсом и сечкой. Шумнул для порядка на Короля. Ему вовсе не следовало этого делать: конь и так шёл бодрой рысцой. Но дёрнул зачем-то вожжами, перекинул из руки в руку вишнёвое кнутовище, обвитое серой гадючкой из плетёной сыромяти.
— Глядите! — не унимался Павлушка Маленкин. — Как тарелка вращается!
— Сам ты тарелка и два уха! — прикрикнул на него старик, чтобы тот не раскутывался.
Люба и Люся Назаровы, сёстры-близняшки, тоже повысовывались из тулупа, смотрят по сторонам, ищут «тарелку», а того не замечают, как и дед Матвей, что поле вращается. Оно, конечно, не вращается. Но так всегда кажется при быстрой езде, что оно вращается огромным, до самого горизонта, колесом.
— Глянь, глянь — ворочается! — шумит Павлушка, задыхаясь от своего открытия.
— Я те поворочаюсь! — толкает его кнутовищем-указкой дед Матвей в плечо. — Ну-ка, закутайся, а то ссажу!
«Ссажу» — это у него всё одно что «выгоню из класса», а кому нравится, если выгоняют из класса? Павлушка залезает по уши в тулуп, и поле несётся теперь навстречу, уже не вращается.
— Ты скажи мне лучше, — строго, по-учительски, спросил у него дед Матвей, — отчего это у тебя «неуды» повелись?
«Неудами» старик называл «двойки», а их, хотя учебный год только начался, Павлушка успел нахватать вдосталь.
— А… прицепились… — растерянно оправдывается Павлушка.
— Сами небось?
— Ага, сами, — кивает Павлушка.
— Они что, жуки какие?
— Жуки, — соглашается Маленкин. — Жуки.
— Ыч ты! — стегнул кнутом дед Матвей.
Не Павлушку, конечно. И не Короля. При чём здесь Король? А так, по воздуху стегнул дед Матвей кнутом, осердясь, и тот щелчок пришёлся по сердцу мальчику.
Сани дёрнулись, полозья громыхнули на ухабине. В лицо полетели из-под копыт ошмётки снега. Ребята с гиком повалились назад.
— Чш-ш-ш! — цедит дед Матвей, натягивая вожжи.
Он явно дал промашку, а ребятне хоть бы что — забава. И кому из малышей не хочется во время быстрой езды весело повалиться друг на друга!
