— Не о том я… — сказала недовольно Надежда Фёдоровна и, кажется, отвернулась к окну. Голос её стал глуше.
Федя замер на месте и ничего не поймёт. Слышит всё, о чём говорят, а не понимает.
— Втянул ты меня, Матвей Матвеевич, в историю, не по моим силам… Не мне уже этим заниматься…
Опять тишина такая, что слышно, как бьётся сердце. Федюшка сдерживает даже дыхание, чтобы ни одного слова не пропустить.
— Отжила я своё. Умирать пора. А при этом времени и подавно жить не хочется…
— Умереть не штука — была бы польза, — ответил дед Матвей поговоркой, смелея. Голос его стал крепче: — Они-то разве виноваты? — оглянулся на дверь.
В комнатушке надолго замолчали. Федя даже подумал, есть ли там кто. Потом отозвался голос старушки:
— Сил моих нет… Ни на что я не годна… Сам видишь…
— А там краше?! — вроде осерчал старик.
«Там» — это в городе. Федя это сразу понял.
Конечно, в городе, где жила учительница, не было «краше».
Дед Матвей выговорил это слово так, что у Феди Плотникова мурашки по коже пошли. Но конечно, ни Федя, ни остальные ребята не знали, что «там» никто от старушки ничего не ждал, что она смирилась с мыслью о скорой смерти и только думала о том, чтобы никому не быть в тягость. А тут что-то требовалось от неё. И Федя чувствовал это, по тону старика чувствовал.
В это время во дворе послышались голоса. Федя процарапал глазок, увидел сестёр Назаровых и Таню, что жила у них на квартире. Дом Танюши разрушила бомба, родители погибли. Девочку взяли в Беловоды дальние родственники.
— Чтой-то явились уже? — подал голос старик.
Надежда Фёдоровна тоже вытянула из шубки шею.
— Сразу на душе как-то поблажило… — тронул рукой грудь у сердца дед Матвей.
— И я всю жизнь с ними… — отозвалась учительница.
Она, наверное, повернулась лицом к деду Матвею, потому что её стало слышно лучше.
— Бывало, идёшь из школы поздно, они катаются на улице. Увидят меня — бросят санки. Возьмут мой портфель, провожают до дома.
Павлушка Маленкин, непоседа, выскочил в сени.
— Вы куда? — загородил дорогу.
— В школу учиться, — ответили девочки.
Ученики чувствовали: в посёлке что-то происходит, а не знали точно — что, да догадывались. И не могли, разумеется, усидеть дома. Подошли к избе деда Матвея, топчутся на пороге.
— Ай, опоздали? — спросила одна из сестёр Назаровых, Люся.
— Поздно, — ответил Павлушка и захлопнул дверь.
Девочки, видно, растерялись. Переглянулись, а Танюша, та, самая малая, что из города приехала, вдруг заплакала.
