Помню, как я удивился, когда впервые прочел в «Евгении Онегине»:
…Лет чрез пятьсот дороги, верно,
У нас изменятся безмерно:
Шоссе Россию здесь и тут,
Соединив, пересекут.
Мосты чугунные чрез воды
Шагнут широкою дугой,
Раздвинем горы, под водой
Пророем дерзостные своды…
Я сразу сообразил, что крепко досадили Пушкину почтовые тракты, их невылазная грязь да ухабы. Он же порядком успел поездить на своем, хоть и коротком, веку. И уже в то время мечтал о хороших дорогах. И его мечта сбылась. В одном только ошибся гениальный поэт — в сроках. «Лет чрез пятьсот…»
Наверное, я бы еще долго раздумывал о дорогах, но тут папа, который сидел сзади, положил мне руку на плечо:
— Дикий Кот, а ты записал показания спидометра на выезде? Напрасно. Не полагайся на память. Приступай, брат, по всей форме к обязанностям штурмана.
Тут надо объяснить, почему папа назвал меня Диким Котом. У нас давно повелось, что в путешествии каждый носит второе имя. Как только наш дом остался позади, нет уже ни средней школы на Таганке, ни ее ученика Алика Нарина. А есть отважный Дикий Кот, гроза лесов. Нет и мамы, участкового врача-терапевта Пролетарского района Москвы, а есть хранительница вигвама Бледнолицая Сквау. Насчет папы мы долго думали, какое имя дать ему. И придумали — Черный Гепард. Папа в молодости пробегал стометровку за двенадцать секунд, а гепарды, как известно, лучшие спринтеры животного мира. На короткой дистанции они развивают скорость до ста километров. Дедушку же без спора нарекли Великим Змеем. Он самый старший и самый мудрый среди нас.
Не стали придумывать дорожное имя только Тобику.
В экипаже «Мышки» обязанности у нас распределены четко. Ведет ее и ухаживает за ней Великий Змей. Он же разжигает бензоплиту, никому не доверяя такого ответственного дела. Черный Гепард разбивает на ночевках палатку, обеспечивает экипаж водой и продуктами. Бледнолицая Сквау, понятно, готовит на всех пищу. Я записываю в дневничок километраж, расход горючего, основные события за день; заранее сверяюсь с Атласом и вслух объявляю, какая впереди речка или населенный пункт; слежу за показаниями приборов на щитке, на стоянках помогаю дедушке ухаживать за машиной.
Бывают и авралы. Тогда работают все, кроме Тобика. Но и у него есть постоянная нагрузка: по ночам он бдительно несет караульную службу. Тунеядцев у нас нет и в помине.
За Серпуховом мы догнали огромный фургон «Совтрансавто» и спрятались за его широкую добродушную спину с крупной надписью во весь задний борт: «Не уверен — не обгоняй». На мой взгляд, предупреждение это было ни к чему. Позади нас неслась бесконечная колонна автомобилей всех типов, моделей и марок. Навстречу мчалась такая же плотная механизированная змея без единого просвета. Куда уж тут высовываться на обгон! Симферопольское шоссе — самое перегруженное в стране. Движение по нему налажено не хуже, чем на железной дороге. Днем и ночью бегут белые рефрижераторы, длиннющие полуприцепы с рельсами, трубами, бревнами; трейлеры-многоножки, легковушки, такие же автофургоны, как тот, за спиной которого мы чувствовали себя сейчас в полной безопасности. Я как-то забрался разок в кабину такого автофургона. Там есть подвесная койка, в которой спит второй водитель. Устанет первый, потянет его ко сну, сейчас же сменщик садится за руль. Так и едут попеременно круглые сутки, останавливаясь только для заправки бензином или соляркой. А ездят они, я читал, не только по нашей стране, но и за рубеж — в Варшаву, Берлин, Бухарест, Рим, до самого Парижа.
