– Тут сухо! – воскликнула Фислвит.
– Не пори чепуху! – огрызнулась Нотграсс. – Ой! И правда сухо!
Робин едва сдержал смех. Он подлетел поближе и вновь побрызгал на пикси водой. Дамочки, позабыв о листике, с визгом бросились прочь от странной дождевой тучки, которая как будто их преследовала.
– Мое платье! – вопила Флиттл.
– Мои волосы! – вторила ей Фислвит.
– Моя голова! Опять разболелась! – завывала Нотграсс.
Вскоре у Робина закончилась вода, и он вернулся к Малефисенте.
– Переменчивая тут, однако, погодка, – заметил эльф.
Малефисента не удержалась и фыркнула. Они полетели прочь, трясясь от смеха.
Когда они добрались до Рябинового дерева, солнце почти зашло. Очередной чудесный день подошел к концу. Малефисента уютно устроилась у ствола, а Робин собрался к себе – к березе, что росла на прекраснейшем Холме феи.
– Привет, Душистый Горошек! Добрый вечер, Зяблик! Как славно ты сегодня потрудилась над цветами, Аделла! – прокричали Робин с Малефисентой соседкам. Те улыбнулись и помахали в ответ. Вскоре они все вместе уселись смотреть на новый роскошный закат, который сопровождал смену дня и ночи. С восхищенными охами и ахами волшебный народец следил за переливами красок: пурпурный, алый и розовый угасали, перетекая в прохладный синий оттенок. Вскоре начался лягушачий концерт, и сотни маленьких светящихся фей взвились вверх – точь-в-точь земные звезды.
Малефисента широко зевнула и пожелала Робину, знакомым феям, деревьям и растениям спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Душистый Горошек! Спокойной ночи, Зяблик! Спокойной ночи, Аделла!
И тихо-тихо, почти не слышно из-за кваканья лягушек и мычания коров, добавила:
– Спокойной ночи, мама! Спокойной ночи, папа!
Одним ленивым полднем вокруг Рябинового дерева плясала стрекоза, и ее крылья серебрились в солнечных лучах. Малефисента уютно устроилась в ложбинке между переплетенных корней под сенью зеленой листвы. Здесь ее любимое место, ее дом!
Рядом сидел Робин и, не обращая внимания на стрекозу, потчевал Малефисенту захватывающими историями о Гермии и Лисандре. Юная фея часто просила друга рассказать о ее родителях, хотя уже сто раз слышала каждую из историй. Робин, в свою очередь, никогда не отказывал. Он был прирожденным рассказчиком.
– И тогда я выскочил из трясины прямо перед Лисандром. Клянусь всеми светляками, у него душа в пятки ушла! – Робин повторил свой грандиозный прыжок и расхохотался.
Малефисента рассмеялась вслед за ним.
– Ну ты даешь, Робин! Бедный папа так старался поразить мамино воображение!
