- Надевай сетку… надевай…
- Она неудобная, - пискнула Гражина, когда матушка отложила в сторону гребень. – Путается.
- Зато лохматою ходить удобно, - возражений панна Гуржакова не терпела. – И потерпеть красоты ради… вот я в твои годы на косточках спала, чтоб волос кучерявился, тоже неудобно было… ничего, оно того стоило!
Она б и ныне на косточках спала, да только надобность в этой великой жертве отпала вместе с волосами, которые сначала истончились, сделались хрупкими, а после и коварнейшим образом поредели, проклюнув на макушке вовсе неподобающую генеральше лысину. Испробовав с полдюжины патентованных бальзамов, панна Гуржакова вынуждена была признать: прежний блеск и густоту волосы не обретут, а значит, надобен иной вариант.
И она его-таки отыскала.
- Маменька, - Гражина заныла, почуяв на пухлых боках своих тиски корсету.
Хорошего, за между прочим, корсету.
Из китового уса сделанного да по особому крою, чтоб не только живот убрать, но и в груди прибавить. Следовало признать, что и груди у Гражины было мало…
- Выдохни, - панна Гуржакова уперлась коленом в спину и изо всех сил потянула шнуры. Корсет затрещал, Гражина заныла, а панна Гуржакова вновь же осознала, что время-то уходит.
А ну как опередят.
Кто?
Да известно кто, небось, не одна Гражина в невестах ходит. Вона, у Белялинской ажно двое, и пусть старшенькая уже перестарком двадцати двух годочков от безысходности, не иначе, помолвилася с приказчиком батюшкиным, зато меньшой лишь семнадцатый пошел.
И собою Белялинска-младшая была хороша.
Личиком кругленька, бледна и томна. Глазья имела огромные, этакие и чернить для пущей глубины с выразительностью нужды нету… да и старшая, пусть помолвленная, но ведь еще не замужняя, долго ли при должном умении переиграть? А умения панне Белялинской было не занимать.
Хитра, подлюка.
Коварна.
И слово дала, что сделает дочку воеводшею… нет, не бывать тому!
И не иначе, как злость придала сил, потому как корсет захрустел, Гражинка охнула да и замерла с раскрытым ртом и талией в рюмочку.
- А теперь послушай меня, Гражина, - чехол платья панна Гуржакова натянула ловко и с пуговичками мелкими, в два ряда нашитыми, управилась весьма споро. – Вот что ты сделаешь…
…конечно, план панны Гуржаковой был рискован и слегка незаконен, но если все получится…
Получится.
Она решительнейшим образом отмахнулась от слабого голоса разума, который советовал не рисковать. Нет, она рискнет.
Ради счастья дочери.
Правда, та счастливой вовсе не выглядела, напротив, на лице ее, обычно спокойном, как затхлый пруд в полдень, появилось выражение величайшего удивления и даже ужаса…
