Шея лебединая уж не та,
Я мою хорошую, как жену,
Никогда не брошу, не обману.
Москва, 1961
Ходит, бродит летом по асфальту,
Серый голубь жалкий и хромой,
Инвалиду нищему подайте,
Не бегите с сумками домой.
Был как все он, юным и отважным,
И, казалось, чорт ему не брат.
Что случилось - в сущности неважно,
Налицо - печальный результат.
Он не знал, что наша жизнь не шутка,
Что она нахлынет как аврал,
Он любил, без памяти, голубку
Но ее, как лапу, потерял.
И теперь, он должен пробираться,
Между ваших торопливых ног,
Не умея драться и кусаться,
Изо рта выхватывать кусок.
И хотя живут на свете кошки,
И собаки раскрывают пасть,
Кто-нибудь, да бросит хлеба крошки
И не даст несчастному пропасть.
Никогда не думал он о смерти,
Он о ней не мыслит и сейчас,
Потому что, верит в милосердье
И живет с надеждою на вас.
Таруса, июнь, 1974
Между старыми умными соснами
Затесался малышка клен, (Вариант: Затесался глупышка клен)
И под взглядами их перекрестными
К небу радостно рвался он.
Землю грыз корешочками цепкими
Раздавался и вглубь, и вширь,
И помахивал нежными ветками
Гордый маленький богатырь.
Но скептически сосны бывалые
Усмехались на эту прыть,
И старались беспечного малого
Своей тенью от солнца скрыть.
Он бы рос, несмотря на их происки,
И мужал бы, как всякий клен,
Еслиб там не промчался, вдруг, по лесу,
Вырывавший дубы циклон.
И сосна, та что самая умная,
Словно лошадь, на всем скаку,
Повалилась на деревцо юное
И согнула его в дугу.
Вскоре лето пришло, с лесорубами,
За сосною легла сосна,
Но пила с беспощадными зубьями
Отвернулась от горбуна.
И стоит он, склонившись на просеке,
Среди пней и заросших ям,
Защищая пугливую сосенку,
Что прижалась к его ветвям.
И траве хорошо у подножия,
И ромашкам легко цвести...
Ах, не знаем мы промысла Божьего
И венца своего пути.
Москва, декабрь, 1969
Грустная полоса,
Тусклые голоса,
Гнезда лесных опят,
Бронзовый листопад.
Поздняя синева,
Праздные дерева,
Подсолнухи у земли
И в воздухе журавли.
Умерли пауки,
Выперли бураки.
Варят кухарки борщ,
А на Игарке дрожь.
Ранней зимы клише -
Раны в моей душе,
Хмурые пятна бед,
Боль невозвратных лет.
Малаховка, сентябрь, 1971
На дороге, где проходят всевозможные машины,
Где идут пешеходы - женщины, и дети, и мужчины, -
Там иду и я, со своею судьбою
Со своею удачей, со своею бедою.
А за нами, повторяя наши петли и зигзаги
Как в большой панораме двигаются горы и овраги,
Села и поля, суета городская,
Наступая на пятки, больно в спину толкая.
И беда мне, всякий раз бубнит о картах черной масти,
