– Идиот. Сестру обидишь.
Семён пожал плечами.
– Она не обидчивая. Она поймёт. Это ты не понимаешь. Мы живём там – она живёт здесь. Она планирует новогоднее путешествие в августе. Она купила велосипед, и её работодатель тут же компенсировал расходы. Закон! Борьба за экологию! Европа! Сестра поймёт. – Семён шмыгнул носом. – Если моя фирма лопнет, я останусь с голой задницей. Если её фирма лопнет, она не потеряет ни гроша. Ей всё компенсируют из специального фонда…
Мне стало жаль и Семёна, и его сестру, и себя. Мы все любили друг друга, я – Семёна, он – свою сестру и её жениха, мы любили своих жён, отцов и матерей, детей, товарищей, соседей, мы с особенным удовольствием любили своих врагов, – но у всех по неизвестной причине было ощущение, что мир не любит нас. Мы любили всех – и одновременно в чём-то подозревали, и мир точно так же подозревал нас в чём-то; мы жили с этим чувством до тех пор, пока не стали ездить на Запад. Там это особенное чувство пропадало. Там нас никто ни в чём не подозревал. В Амстердаме, в Нью-Йорке, в Мюнхене, в Барселоне – отпускало, расслабляло, становилось свободно.
– Семён, – позвал я. – Но ведь ты сам сказал: кроме тебя, там ещё четверо. Как-нибудь разберутся. Откупятся.
– Откупаться от ментов, – сказал Семён, – тоже уметь надо. Твёрдых цен давно нет. Один и за сто тыщ не уйдёт, а другой – за двадцать пять договорится. Молодые ребята, едва за тридцать – как они договорятся, о чём?
– Эх, – сказал я. – Прилетели в Амстердам – а разговоры всё московские. Очень глупо. Давай выкурим ещё один джойнт и всё обсудим.
Адам тут же обернулся и спросил:
– Хотите курить ещё?
– Нет, – ответил Семён. – Завтра мне нужна ясная голова.
– Лучше сделай наоборот, – сказал я. – Перед вылетом накурись самого крепкого гашиша. Прилетел в Москву – и сразу на допрос. Sorry, гражданин майор, I’m stoned. Что вы себе позволяете, крикнет гражданин майор. Привлеку! Никак невозможно, ответишь ты. Вещества употреблены в Голландии, там это можно…
Семён разозлился.
– Пошёл ты, – сказал он, дёрнув углом рта. – Мне не смешно. Я полгода собирался. Прилетел – и вот, на второй день такой экспириенс. Замолчи и дай мне погоревать. Я сам успокоюсь. Всё обдумаю – и приму решение.
– Согласен, – сказал я. – Мир. Дай я тебя поцелую.
Семён замахал руками и едва не толкнул проходящего мимо человека с фиолетовыми волосами.
– Ни в коем случае! – яростно прошептал он. – Адам подумает, что мы педерасты. И мы окончательно уроним честь Родины. Пошли курить.
